Ад & Рай

Зелинский недоуменно посмотрел на Калашникова, пытаясь что-то сказать. Из открытого рта пошла кровь, и он свалился на пол. Раэль в дверном проеме, вскинув АК-47 с глушителем, – выстрелила дважды, сначала в хозяина магазина, потом опять в Зелинского. Перестраховка – оба были уже мертвы.

– Посланцы Ада, – улыбнулась девушка, наводя ствол. – Привет от Голоса…

За её спиной развернулись крылья – огромные, с металлическим отливом.

Малинин одним глотком допил водку.

Экспедиция № 2. Тиберий Цезарь (Мизена, Римская империя)

…«Жарко… как жарко… почти… невозможно… дышать…»

– Ливий! – хрипло зовёт Тиберий. – Где ты, я не вижу тебя?..

Он лежит на груде цветастых тряпок – ковров, свёрнутых вдвое туник, просто кусков шёлка. Обессиленный. На лбу дрожат капли пота – белёсого, смешанного с гноем. Тень отделяется от стены, неслышно скользя к его ложу. Начальник тайных ликторов не выходит из спальни – даже на пару минут. Когда он ест, спит и посещает отхожее место – загадка и для самого Тиберия. Ливий – как бесплотный дух, возникающий по первому зову дряхлого императора.

– Я тут, пятикратно пресветлый цезарь.

– Страшная жара. Мне душно… прикажи открыть окна!

Ливий молчит. Середина марта, пусть и юг, но вечерами прохладно. Нараспашку открыты двери и окна на вилле, а цезарю жарче и жарче. Он умирает – но кто осмелится сказать ему это в глаза? Скоро всё кончится. Ливий скользит взглядом по старческому лицу, испещрённому гноящимися язвами, видит слёзы на щеках цезаря.

– Сейчас откроем. Не беспокойтесь, imperator.

Кровати в спальне нет. Сначала цезарь велел убрать балдахин – вдруг обрушится ночью? Потом и саму кровать – заговорщики подпилят ножки, он упадёт, переломает себе кости. Помпезный зал с красочными фресками совокуплений[11] без мебели – а ну как кто-то из гостей заслан врагами, возьмёт и обрушит на голову стул. По груде промокших от предсмертного пота тряпок, заменивших цезарю ложе, ползают мухи. Тиберий берет одеяло, проверяет, не пропитана ли ткань ядом, отбрасывает, хватает другое. Снаружи у каждого окна виллы преторианец, слуга префекта Макрона: хитрец Макрон управляет империей, пока цезарь чахнет на вилле в Мизене.

Охрану меняют каждую ночь, чтобы не успели вступить в заговор. Кругом враги, ведьмы, отравители. Скорее бы он умер. Уж скорее бы.

– Ливий… – задыхаясь, спрашивает цезарь. – Что говорят сенаторы?

– Плачут, о пятикратно пресветлый, – кланяется Ливий. – Говорят, не хотим другого цезаря, только этого – на веки вечные. Ляжем в бронзовую ванну, вскроем вены и жизни лишимся, если уйдёт от нас.

Тиберий удовлетворённо закрывает глаза. Веки белые, как у курицы.

– А народ… он сожалеет о моей болезни?

Начальник тайных ликторов не меняется в лице.

– Если собрать все слёзы, что они проливают, – в Риме появится новая река, шире и глубже Тибра, – кланяется Ливий. – Но никто не усомнится – боги подарят цезарю множество долгих лет жизни…

«Почему… так… тяжело… дышать»…

– Выйди… – слабо машет рукой цезарь. – От тебя идёт жар…

Смятение. Как? Оставить повелителя? ОДНОГО? Но это… Однако только безумный осмелится спорить с императором, даже если его приказ еще более безумен. Закрыв за собой створки дверей зала, Ливий едва не сталкивается с двумя людьми – префектом претория[12] Макроном и наследником трона Гаем – вздорным парнем, любимцем плебса и преторианцев. Друзья звали его Сапожок, то есть Caligula.

– Как здоровье цезаря? – с надеждой осведомился Гай.

– Как обычно – ему лучше, – ответил Ливий без тени улыбки.

– Хвала богам, – вздохнул Калигула и заметно помрачнел.

– Мы молимся им неустанно… – дополнил Макрон.

«Да, уж ты-то молишься, – подумал Ливий. – Любая собака в римской подворотне знает: ты спихнул красотку-жену в постель к наследнику Гаю, дабы сохранить бразды правления империей. Ну да ладно… мы ещё посмотрим, кто подомнет под себя Калигулу…»

Рабыни поднесли им воду с кусочками льда и лепестками роз.

…Тиберию послышался шум. Тихий вскрик, удар у окна. Звон упавшего оружия. Рот императора открыт – он хочет позвать на помощь. Но не может. Только слабый свист и тихие хрипы. Воздух колеблется, расчёрчиваясь белыми линиями… словно рисует. Он видит этот рисунок всё ярче – женщина, лет тридцати… Завернута в пурпурную материю, по плечам рассыпались длинные чёрные волосы.

– Прошу, осторожнее. – Призрачный голос говорит мягко, но настойчиво. – У нас десять минут… потом я снова введу тебя в невидимость. Успеем ли, мама? Посмотри, он ведь совсем слаб.

Женщина присаживается на груду тряпок… цезарь хочет отодвинуться, но нет сил. Незнакомка трогает пальцем его щёку.

– Где банщик из ерушалаимских терм? – тихо спрашивает она. – Почему он исчез из города? Что ты задумал, о цезарь?

Зрачки Тиберия мутнеют, но он ещё способен говорить.

– Я знал, что вы придёте. – Он делает усилие, вымучивая слова. – Кудеснику не править этим миром. Храмы в его честь рухнут, как храмы в честь Юпитера. Мне не увидеть краха… но мой план сработает. Банщик в надёжном месте… вам его не найти.