«Но я не Гербер, — подумал он. — Мне надо заслужить доверие. А спорт объединяет. Нет ничего крепче спортивного братства. К тому же я хочу проникнуть в святая святых. Узнать, что такое «Три Эс» на самом деле».
— Я неплохо стреляю, — скромно сказал он. — А вдруг пригодится?
— Тир в нашем клубе тоже имеется, — кивнул Сажин. — И ты прав: кто знает, что в жизни пригодится?
Зазвонил его мобильник. Алексей подумал, что это весьма кстати? и встал.
— Я пойду?
Сажин кивнул.
— Пропуск вечером у секретарши заберешь, — сказал он, прикрыв ладонью трубку. — Иди присматривайся.
Алексей вышел в приемную. Красавица-секретарша встала, чтобы проводить его до дверей. Он почувствовал себя гномом под опекой Белоснежки. Захотелось развернуться и уткнуться носом в душистую пышную грудь. Спасла мысль о жене. «А Саша мне завтрак сегодня приготовила». К тому же его ждал Хан. То есть Алексею оставалось еще минуток десять подождать «специалиста по связям с неформальными организациями» в ресторане «Три Эс».
— А где тут у вас главный ресторан? — подмигнул он Белоснежке.
— Уже проголодались?
— Мне сказали осмотреться, вот я и осматриваюсь. Пока я не голоден, но кто знает, что случится дальше?
Его настроение перед встречей с Ханом было философским. Ему надо подобрать ключ от ада, а они из раскаленного железа, эти треклятые ключи. Криминального авторитета разговорить непросто. И пугать бесполезно.
А что тогда делать?
Ресторан «Три Эс» оказался каким-то странным, совсем не пафосным, а скорее спартанским. Хотя по замыслу создателя был главным рестораном в городе БуЗа. Здесь явно не планировалось устраивать банкеты, хотя главный зал «Три Эс» был огромный, человек на триста, если посадить их плотно, плечом к плечу. Но по своей планировке и скромному интерьеру больше напоминал столовую, куда сподручно забежать в рабочее время и при необходимости на скорую руку провести переговоры, чем ресторан. По опыту Алексей знал, что от таких стремительных переговоров в рабочей обстановке толку гораздо больше, чем от задушевных многочасовых посиделок с долгими заходами и бесконечным подтверждением серьезности намерений. После того как допито вино и такси везет по ночной Москве, убаюкивая попсой, вся серьезность намерений растворяется в огнях большого города, полного соблазнов.
Зачем что-то делать, зачем всерьез напрягаться, когда жизнь, как полноводная река с далекими-предалекими берегами, и спьяну кажется, что ни до одного так и не доплыть? Особенно, когда они теряются в ночи…
— Закажем что-нибудь?
Алексей вздрогнул. Он задумался и не заметил, как подошел Тукаев. Хотя и Хан двигался бесшумно, даже в своих неразношенных ботинках. Он не подходил к еде, а подкрадывался, словно всегда боялся, что отнимут.
Тукаев сел напротив и открыл меню.
— Я кофе пил у Сажина, так что не голоден, — намекнул Алексей.
— День длинный. И кто знает, чем все закончится? — также с намеком ответил Хан.
Алексей мысленно усмехнулся: обменялись любезностями. Один-один.
Тукаев кивком подозвал официантку. Симпатичная девица спортивного вида приняла у них заказ. Подумав, Алексей тоже заказал харчо.
— Сажина откуда знаешь? — безразлично спросил Хан, тщательно протирая салфеткой и без того сверкающую ложку.
— Оттуда же, откуда и ты. Я вел дело об убийстве Анжелики Голицыной. Которое привело к другому убийству. Которое привело на зону Дмитрия Сажина. Который встретил там тебя.
— Все тот же, — поморщился Хан. — Сложно говоришь, начальник. Никогда тебя не понимал.
— Как же мы в таком случае договорились? — намекнул он.
— То давно забыто, — жестко сказал Хан. — Ты на меня не дави, не тот нынче расклад.
— А какой? — невинно спросил он.
— Прямо говори: чего хочешь?
— Суп ешь, — Алекей кивнул на дымящуюся тарелку, которую официантка поставила перед Тукаевым. — Кстати, откуда отчество Хафизович? Насколько я помню, у тебя в метрике в графе «отец» стоял прочерк. Я еще тогда пошутил: «Сын полка».
— Я сказал: хватит, — голос у Хана стал металлическим. — Я Тимур Хафизович Тукаев, это понятно? А ты никто. Я знаю, что тебя из ментовки поперли. Давно должны были попереть. Мы ведь тебя ждали, — ласково сказал он.
— Вы — это блатные?
— Ты давно должен был сесть.
— Так ведь ваших с нашими не сажают.
— Много знаешь, — растянул узкие, как щель у бетонного дота, губы в резиновой улыбке Хан. — Добрались бы. Жаль.
— Жаль, что меня просто поперли? Но зато теперь я друг Сажина. Единственный друг, — подчеркнул он. — Как с этим?
Лицо Хана опять превратилось в застывший бетон в круглом, как луна, тазу. Тукаев не спеша, с безразличным видом ел, словно глотал не обжигающе острое харчо, а холодную окрошку на квасе.