Ад Лабрисфорта

Скоро миссис Пинго перелистает все страницы с младенческими фотографиями своей дочери, на которых она – просто ребёнок, для постороннего человека похожий на всех остальных новорождённых. Скоро ей будет два года, пять, семь лет – и Патриция наконец-то узнает, как выглядела девочка, которой пришло в голову пойти поплавать в пруду парка «Перекрёсток». Она поняла, что ей совсем не хочется этого знать. «Лучше бы я сейчас ничего не видела, так же, как Флэш» – подумала она, пытаясь справится с ознобом.

Клементина, словно услышав её мысли, сказала:

– Жаль, Уэсли, вы не можете посмотреть альбомы вместе с нами. Ох, простите, говорить так – бестактность с моей стороны…

– Ничего, мэм, – улыбнулся, глядя мимо неё, Флэш. – Мне достаточно слушать, что вы рассказываете.

– Здесь мы с моими родителями, на двадцать пятой годовщине их свадьбы. А это моя подруга Айша Грант, её сын родился ровно через неделю после моей Полли.

Подвеска в виде сердечка всё ещё лежала во внутреннем кармашке сумки Патриции. Миссис Пинго до сих пор про неё не спросила – как будто вовсе забыла, зачем пришли к ней гости. И Патриция не напоминала ей. Она догадывалась, что пока Клементина не держит эту вещь в руках, всё остаётся по-прежнему, и её дочь для неё словно бы жива. Может, она действительно смирилась с исчезновением Полли, но точно не верила, что её девочки больше нет.

Полли оказалась рыжеволосой. Не ярко рыжеволосой, а слегка рыжеватой, с большими светлыми глазами. На фото, где ей было два-три года, она смотрелась довольно пухленькой, но к пяти годам изменилась, стало заметно, что она вырастет стройной.

«Могла бы вырасти», – поправила себя Патриция.

– Здесь мы все возле нашего дома в Лотлорне. Нас снимала Айша. – На фотографии Клементина и её муж сидели на траве, а Полли стояла рядом, улыбалась и махала рукой. Миссис Пинго узнать можно было с трудом. Она выглядела как совсем молодая девушка. Длинные русые волосы струились по плечам, лицо гладкое, ни одной морщинки. – Думаю, Полли рассказывала вам: до того, как переехать в Сэдэн-сити, мы жили в Лотлорне. Это были такие счастливые времена… А потом Грэг устроился работать в строительную компанию Флайта, здесь, в Сэдэн-сити. Мы переехали. Вскоре они получили заказ на строительство этой тюрьмы, и всё закончилось. Вся наша счастливая жизнь.

Патриция чуть не выронила чашку из рук. При всём желании она сейчас не смогла бы произнести ни звука, и её взгляд беспомощно остановился на лице Уэсли. Может быть, Флэш как-то это почувствовал, а может, он задал бы вопрос в любом случае.

– Какой тюрьмы, миссис Пинго? – его голос звучал абсолютно спокойно, как будто он заранее знал, как всё обстоит на самом деле.

– Той, которую задумали строить на Лабрисфортской скале, – объяснила Клементина. (Не «построили», а «задумали строить» – машинально отметила про себя Патриция).

– Знаете, – продолжала миссис Пинго, – он ведь сначала хотел отказаться делать этот проект. Он сразу понял, что это будет не просто обыкновенная тюрьма, а что-то на грани закона… или даже за гранью. Я никогда не стремилась разбираться во всём этом, потому что это ужасно. Но постоянно отговаривала Грэгори… и наша Полли тоже. Нет, мы ей, конечно, ничего об этом не рассказывали. Она случайно наш с Грэгори разговор услышала – и тут же говорит: «Папочка, пожалуйста, не надо строить этот противный лабиринт». Название «Лабрисфорт» она или не запомнила, или ей трудно было выговаривать, вот и назвала лабиринтом.

Грэгори тогда целый месяц ходил такой хмурый, всё размышлял, какое же принять решение. Если бы он как специалист сказал Флайту – ну, не просто сказал, а сделал бы обоснованное заключение, что их компания с такой работой не справится, Флайт, скорее всего, отказался бы. Причины на то были: на этой скале ужасно трудно делать инженерные сети. Но всё-таки муж взялся за работу. Государственный заказ – это же верные деньги.

А Полли, бедняжка, так расстроилась из-за того, что отец её не послушал. Она, знаете, всё просила, чтобы мы куда-нибудь уехали отсюда, не хотела оставаться. Но Грэгори уже не мог никуда ехать.

Клементина всё говорила и говорила. Патриция порадовалась, что напротив миссис Пинго сидит Уэсли, кивающий с невозмутимым видом, а она сама – рядом с женщиной, и та не видит её лица.

«Я, наверное, выгляжу так, как будто мне только что приснился кошмар. Почему я не могу взять себя в руки? Даже в море, когда я видела у горизонта эту чёртову скалу, мне не было страшно. Так что творится со мной теперь?»

– Миссис Пинго, – собрав волю в кулак, Патриция заставила свой голос не дрожать. – Я помню, в конце того учебного года Полли как-то изменилась… грустила часто.