Ад Лабрисфорта

Снова нескончаемой чередой замелькали лица, крылья и клочья тьмы. И глаза без лиц – открывающиеся, открывающиеся, бесконечно открывающиеся… Дождь шипящей ядовитой слюны, когти, рвущие уплотняющееся пространство… Иногда они задевали Уэсли, оставляя на теле нечувствительные пока раны.

Все создания тьмы, которые когда-либо представлялись, мерещились, изображались людьми – все они сейчас были здесь. Все были родом отсюда. Уэсли попал в настоящий эпицентр безумия. Здесь, за рассыпавшимся в пыль городом, на том берегу кровавой реки собрались на воскресный пикник все страхи, все твари и монстры, порождённые человеческим разумом за тысячелетия его существования.

Флэш чувствовал, что его возможности на пределе, что если он пробудет тут ещё немного – обратно не вернётся уже никогда. Но это же только седьмой мир…

Он не помнил, в какой момент лабрисфортская реальность номер семь выпустила его из своих когтей. Не помнил, как миновал ворота, разрушенный Храм и лестницу – ведь, кажется, даже кровавую реку не пересекал в обратном направлении. Всё слилось в сплошной хаос, в котором не было ни малейшего намёка на логическую последовательность.

Когда он очнулся в своей камере, всё его тело сотрясала дрожь, как при ознобе. Бросало то в жар, то в холод. Голова раскалывалась. И проклятая слабость, телесное ощущение собственной беспомощности, никак не оставляла его.

«Это пройдёт, должно пройти», – убеждал себя Уэсли до тех пор, пока не почувствовал, что силы потихоньку начинают к нему возвращаться. Тогда он поднялся с кровати и осмотрел свои раны. На ноге чуть выше щиколотки обнаружился глубокий разрез. Флэш промыл его водой из-под крана и промокнул туалетной бумагой. Не страшно, заживёт. Остальные ссадины и ушибы серьёзными последствиями вроде бы тоже не грозили. Но слишком уж их было много.

Впереди ещё три мира… А от того, что он побывал в пяти предыдущих – не считая самой тюрьмы – нет никакого толку. Он не увидел там ничего, что могло бы подсказать, как противостоять тёмной силе Лабрисфорта. Даже если он сможет выбраться отсюда живым и избежать дальнейших преследований – что станет делать дальше? Писать статьи о нарушении прав заключённых? Это же смешно: зная то, что он знает теперь. Что тюрьма – лишь первое звено в цепи… Тюрьма вообще – как идея лишения свободы, и Лабрисфорт – как одно из худших её воплощений.

Но это же наказание, и часто – заслуженное, наказание за преступление, – возражал он сам себе. Что толкает человека на преступление? Ответы были всё те же: страх, ненависть, жестокость, жажда наживы… А что представляет собой изнутри тюремная система, что она порождает? Жестокость, ненависть, страх…

Два лезвия одного топора.

И те же самые причины дают множество других следствий – от анархии до тоталитаризма, до правления религиозных или научных фанатиков… и даже до полного всеобщего безумия.

Как бороться с этим? И можно ли вообще как-то бороться? Может, стоит просто плюнуть на всё и бежать, не дожидаясь новых вояжей в потусторонние миры? Бежать и забыть, забыть всё это…

Но такие мысли – мысли труса и слабака. Они означают поражение, полное поражение.

Если можно физически чувствовать, как тьма сгущается вокруг, в тот момент Уэсли чувствовал именно это.

Лабрисфортская тюрьма (IV)

– Нет, Уэс. Это ни к чёрту не годится. Про здешнюю канализационную систему забудь – если только не умеешь просачиваться сквозь водостоки. Нет, ты не подумай, что я помешать хочу… Если бы идея была толковая – тогда другое дело. – Выпалив всё это разом, Ральф Фортадо перевёл дух. Потом продолжил: – Я тебе вот что скажу: если уж на то пошло… надо попробовать лазарет.

– Лазарет?

– Ну да. – Ральф искоса глянул на Уэсли и нервно прикурил сигарету. – Я слышал, в лазаретной умывалке есть какая-то вентиляционная решётка… в общем, если её оторвать – можно через вентиляцию попасть на крышу. Чёрт его знает, как – видно, там как-то вверх можно проползти, лазарет на первом этаже. Но если подумать… наверное, пустой трёп всё это. Я это узнал от Альберта Грина, который лежал в лазарете после драки с Берни Оллзом. А Оллз-то ему всю башку на фиг отбил… Когда Перкинсу надоело держать Грина у себя, он его выписал, и его затолкали обратно в камеру. Три дня он проходил, как полоумный – почище Филдингтона. А на четвёртый упал посреди двора и умер. Так что наверняка у него насчёт этой решётки глюки пошли, и нечего было мне его слушать… И потом, какой шанс, что нас не подстрелят на крыше? Один из ста? А ведь есть ещё ограда из колючки… Ну, ладно – к примеру, сопрём из лазарета резиновые простыни. Там они должны быть. Но нужно ещё добраться до вертолётного ангара… А там что? Пилота, что ли, в заложники брать? С голыми руками, когда у охраны – автоматы?..

– Ну, предположим, что пока это будет наш план. Другого-то всё равно нет, так?