Ад Лабрисфорта

– И не говори. Особенно ему в лицо. Потому что он сам так не считает. Это я уже серьёзно, Флэш. – Фортадо действительно посерьёзнел. – В драке Джо с тобой, может, и не справится. Но разборки один на один – это так, традиционная показуха. И… раз ты до сих пор жив – значит, всерьёз он не злится. Ты ведь не оспариваешь его первенство. А вот если ему кто на самом деле поперёк глотки – он способ разделаться найдёт. С помощью шестёрок, а то и вовсе не своими руками. У него бабки водятся. А боссы… ну, подумаешь, для них это – пара лишних патронов. В рапорте потом напишут – мол, была попытка нападения, возникла необходимость самообороны. Так уже не раз случалось.

– Ну, дело не только в Джо. Вообще, весь этот бардак в душевой…

Ральф вновь потерял свою серьёзность.

– Ты здесь недолго, брат. Знаешь, как это бывает… Поначалу думаешь – вот, совсем рядом, в соседнем крыле – женщины… Но со временем понимаешь, что всё равно не увидишь их никогда. А если честно, тамошних женщин, может, лучше и не видеть. А другие… они в другом мире. В общем, приходится довольствоваться тем, что есть.

Уэсли неопределённо кашлянул.

– Никогда бы не подумал, что в тюрьме это бывает настолько… ну… тихо и спокойно.

– Раньше не было. – Ральф бросил на землю окурок, раздавил его носком ботинка, достал ещё одну сигарету. – В смысле, было совсем не тихо и не спокойно. Тех, кто слабее, имели только так. Но благодаря ему всё изменилось.

Уэсли посмотрел в ту сторону, куда указал Фортадо, и увидел худого низкорослого парня лет двадцати пяти. У него были светлые волосы и глаза, и бледное худое лицо. Теперь Флэш вспомнил, что это именно к нему в душевой выстроилась целая очередь. А камера его находилась на втором этаже, слева от камеры Уэсли.

– Кто он? – спросил Флэш.

Фортадо пожал плечами.

– Мисси. Подружка. На его первой прогулке Джо собрался было показать ему, как всегда, кто здесь главный. Все уже столпились вокруг – ну, ты представляешь картину. И знаешь, что он сказал? «Ну не все же сразу, мальчики. А по очереди – пожалуйста. Можете делать мне больно, но не очень сильно». Он извращенец. Мазохист. Джо не стал его бить. Мисси самому нравится жить так… Серьёзно. Хотя, если разобраться, иначе он бы тут и не выжил.

– Потому что слабый?

– Потому что наши громилы всё равно дознались бы, кто он такой. И не потерпели бы гея, который отказывается давать по собственной воле. Нетрудно догадаться, что бы они с ним сделали.

– Прикончили бы?

– А то. Но перед этим очень долго делали бы очень больно… А так – Мисси, можно сказать, сохраняет в Лабрисфорте мир.

– Почему?

– Как-то раз Садист Визер запер его в карцер. Надолго. Захотел провести эксперимент: что будут делать остальные – ну, ради смеха, понимаешь? Любит он такие опыты ставить. На то и Садист. Так вот: эксперимент удался. Всё стало как прежде, когда сильные трахали слабых. Или – очень сильные – просто сильных… – Фортадо усмехнулся – на этот раз своей особенной усмешкой, в которой не было ни капли веселья. – В общем, неохота про это вспоминать. Так продолжалось, пока Мисси не выпустили. А до его появления так всё время было.

– Ясно… Сегодня мне уже предлагали встать в очередь. Но вряд ли я когда-то это сделаю. Всё-таки, несмотря ни на что, предпочитаю женщин.

– Это хорошо. Но смотри, чтобы тебя кто-нибудь не предпочёл. А то захотят разнообразия… – Фортадо снова усмехнулся и, наступив на окурок второго косяка, зашагал прочь.

Глядя ему вслед, Уэсли думал о том, что трава делает Ральфа весьма разговорчивым. И ещё о том, что Фортадо, безусловно, сильный парень. Но вот до очень сильного явно не дотягивает.

Падение

На следующее утро, девятнадцатого августа, Уэсли проснулся за два часа до подъёма. Время он узнал, подойдя к решётке и заглянув в вечно открытую дверь надзирательской комнаты.

За письменным столом, делая вид, что сочиняет рапорт, сидел Фил. На самом деле он засыпал и был близок к тому, чтобы уткнуться носом в клавиатуру. Сбоку на этот стол были закинуты чьи-то ноги в ботинках на протекторной подошве. Сам обладатель внушительной обуви находился вне поля зрения Уэсли.

В камере напротив храпел Берни Оллз. Больше не было слышно ничего. Лабрисфорт погряз в тишине.

Уэсли вернулся на кровать, пока надзиратели не обратили нежелательного внимания на заключённого, который торчит у решётки в неположенное время. Почему-то он был уверен, что заснуть теперь не удастся. На сердце сделалось тревожно и тягостно. Он как будто ждал чего-то в этот предутренний час, а чего – и сам не знал.

Он долго смотрел в окно, в темноту, время от времени пронзаемую лучами прожекторов. А потом перевёл взгляд правее, на осточертевшую надпись «Ад. 11». И почувствовал, что спать ему всё-таки хочется. Веки начали тяжелеть и слипаться. Но цифра «одиннадцать» назойливо маячила даже перед закрытыми глазами. Две короткие параллельные черты… Может, это вовсе и не «одиннадцать»? Может, действительно знак параллельности, или римская двойка? Но это не менее нелепо, чем «адский» адрес.