Аччелерандо

Проходит три года. Манфред Масх – в бегах. Сероглазая Немезида всюду следует за ним, безуспешно пытаясь затащить в суд по бракоразводным процессам, бурей проносясь по комнатам переговоров и залам встреч Международного фонда неотложной денежной помощи. Это довольно-таки веселый танец, Манфред в нем ведет. Он не просто спасается бегством – он обрел какую-никакую миссию. На повестке дня – выступление в Риме, этой древней колыбели цивилизации, направленное против законов экономики. Он собирается устроить концерт во славу одухотворенных машин, а также спустить компании с поводка и раздавить итальянское правительство.

За Масхом, словно тень, следует его личный монстр – не отставая и не замедляя бег.

Манфред снова в Европе. Здание аэропорта, сплошь из стекла и стали, выглядящих на закате атомной эры чистым варварством, поет осанну величию двадцатого столетия.

Таможня пропускает его без проволочек, и Масх ступает по долгому, исполненному гулкого эха залу прибытия, проверяя все местные медиаканалы. На дворе – ноябрь, и из-за неуемного корпоративного рвения коммерсанты, силясь обуздать спад сезонных продаж, разрождаются последним гвоздем в гроб «рождественской проблемы» [28] – устраивают массовое повешение плюшевых Сант и его помощников-эльфов. Военное преступление в магазине игрушек: через каждые несколько метров с потолка свисают обмякшие тела, чьи конечности время от времени дергаются в конвульсиях аниматронной смерти. Современные корпорации, все более и более автоматизированные, не вникают в сам концепт умирания, думает Масх, проходя мимо мамочки, сюсюкающей с плачущими детишками. Когда имеешь дело с людьми и паразитируешь на их кошельках, собственное бессмертие – та еще заноза в заднице. Они едва ли осознают один из главнейших факторов, который мотивирует всех этих кормящих их биороботов, думает Масх. Но ничего, рано или поздно мы с этим как-нибудь разберемся.

Свободные медиаканалы здесь сочнее, чем в Америке времен Санторума: этакие вещи в себе, куда лучше организованные. Акцент вот только другой. Лутон, четвертый пригородный аэропорт Лондона, декламирует – гнусаво, с бесящей спесью: ну здравствуй, странник! Это что, мозг в твоем кармане или ты взаправду рад устремить ко мне мысль? [29] Подключайся к «Уотфорд Информатикс»! Самый свежак о когнитивных модулях и новинках кино! Манфред заворачивает за угол, там – толпа разогретых хмелем бельгийских фанатов драгрейсинга [30] на монстр-траках, и он глазом не успевает моргнуть, как его уже прижимают к стойке выдачи багажа; левая линза в «умных очках» пытается краешком донести до него какую-то важную информацию насчет обустройства железных дорог в Колумбии. Фанаты все перемазаны синим гримом и орут так, словно пытаются сымпровизировать тевтонскую боевую песнь: «УЭМ-М-МБЕРЛИ! УЭМ-М-МБЕРЛИ-И!»; за ними через весь зал прибытия волочится голограмма-трофей в виде пресловутого монстр-трака.

В такой толпе Масха настигает легкая паническая атака – одежда начинает казаться жутко тесной, образ в очках меркнет перед глазами. По ушам елозят электронные вскрики потерянного багажа, взывающего к своим владельцам. Из-за этих замогильных стенаний начали сходить с ума и его собственные девайсы – на миг он испытывает столь сильную дезориентацию, что почти готов отключить шунт таламически-лимбического интерфейса, позволяющий ему вступать в эмпатические связи. Прямо сейчас ему не до эмоций – после всего этого хаоса слушаний в бракоразводных конторах и тех кровопусканий, что устраивает ему Пэм. Больше всего Манфреду хочется, чтобы ощущения любви, утраты и ненависти исчезли из его жизни. Но в то же время ему необходима максимально возможная сенсорная пропускная способность, чтобы поддерживать контакт с миром, и каждый раз, когда электронное нутро его ботинка опять вляпывается в какую-нибудь молдавскую финансовую пирамиду, его тошнит. Умолкните, шлет Масх команды непокорной стае своих электронных агентов, я из-за вас даже мысли свои не слышу!

– Добрый день, сэр, чем могу служить? – подобострастно обращается к нему желтый пластиковый чемоданчик на стойке. Внешностью Манфреда не одурачить – ему почти что зримы путы тиранического контроля, приковывающие чемоданчик к зловеще-безликому кассовому аппарату, спрятанному под стол, функционеру бюрократической составляющей аэропорта. Ну и ладно. Хорошо, что здесь за свою свободу приходится бояться багажу, а не его хозяевам.