Черноснежка инстинктивно вздохнула. Она даже не заметила, что Мегуми перестала дрожать. Продолжая свою исповедь, она говорила слова, которые до этого не произносила ни перед кем:
— Поэтому, когда я перешла в среднюю школу и покинула дом своих родителей... я уже не знала, к какому миру отношусь, и кто я вообще такая. Мегуми, ты сказала, что на путь истинный меня вернул Арита прошлой осенью... но это правда лишь наполовину. Дело в том, что он тоже житель «того мира».
Возможно, Мегуми, которая не была бёрст линкером, не должна знать того, что ей сейчас говорят. Но Черноснежка не сомневалась ни секунды. Она была уверена, что если бы здесь был он, то он посоветовал бы ей рассказать всё искренне и от чистого сердца.
Черноснежка глубоко вздохнула, а затем уверенно закончила:
— Мегуми... меня, заблудшую и потерянную после поступления в Умесато, спасла именно ты. В первый день занятий, когда ты предложила мне вместе пообедать, ты намертво привязалась ко мне в реальном мире. Я потеряла большинство уз «того мира», и, хоть сейчас я и пытаюсь их понемногу восстанавливать... в «этом мире» у меня только один друг — ты, Мегуми.
Пусть она и поведала ей чистую правду, но понятия не имела, как именно воспримет её слова Мегуми, не знакомая с Ускоренным Миром.
В какой-то степени она призналась ей слишком сладкими словами. Из её слов выходило, что у девушки по имени Черноснежка есть две личности, и узы дружбы связывали Мегуми лишь с одной из них.
Но признание в том, что она — её лучшая подруга — не ложь. Да, Черноснежка в глубине своей души не могла избавиться от желания вновь увидеться с теми друзьями из Ускоренного Мира, которых она потеряла — с Курасаки Фуко, Синомией Утай и многими другими. Она хотела вновь сражаться с ними плечом к плечу. Но эти чувства, какими бы похожими они ни были на её привязанность к Вакамии Мегуми, разительно отличались. В отличие от тех, нынешние её чувства принадлежали не бунтарю Ускоренного Мира, Чёрной Королеве Блэк Лотос, а обыкновенной школьнице Черноснежке. Школьнице, которая так хотела быть подругой Мегуми...
Наконец, тело Мегуми начало копошиться. Она развернулась, и из-за белого одеяла показались её короткие волосы. Высунув из-под одеяла лишь лицо, Мегуми медленно приподнялась, сев точно напротив Черноснежки. Её глаза всё ещё оставались мокрыми, красными и опухшими от слёз, и Черноснежка уже собиралась с досадой прикусить губу, как вдруг...
Лицо Мегуми вдруг оказалось на правом плече Черноснежки. Раздался еле слышный шёпот:
— Спасибо, Снежка... твои слова так меня обрадовали. Но... но... прости меня...
Её голос вновь смешался со всхлипами, и Черноснежка, обняв её хрупкое тело, спросила:
— Почему ты извиняешься? Тебе не за что извиняться. Это я забыла про своё обещание...
— Нет, я не про это, — ответила Мегуми, покачав головой, всё ещё лежащей на плече Черноснежки. — Дело не в подарке. Я... на самом деле, должна была ещё тогда... извиниться перед тобой, Снежка...
Из-под одеяла показались её руки, которые она положила на плечи Черноснежки. Она отодвинула своё лицо, показав ей глаза, полные слёз. Она моргнула, и крупные капли скатились вниз. Упав, они оставили на простыне два серых пятна.
— Я действительно... тогда...
Но не успела она договорить, как их прервал неожиданный звук в ушах. Перед глазами выскочили окна, закрывшие их лица друг от друга. В сообщении значилось, что через пять минут состоится совещание по вопросам поездки, куда приглашены учителя и члены школьного совета. Их имена в списке тоже значились.
Мегуми ещё раз сжала плечи Черноснежки, затем отпустила их и отодвинулась назад. Взяв со столика салфетку, она принялась вытирать глаза, приговаривая:
— ...Это совещание мы, конечно же, пропустить не можем, Снежка. Погоди немного, я себя в порядок приведу.
Её голос звучал почти так, как он обычно и звучал, когда она выполняла роль секретаря школьного совета. Черноснежка не успела и слова вставить, как Мегуми соскочила с кровати и направилась к умывальнику.
— Мегуми... — прошептала Черноснежка и перевела взгляд на простыню.
Следы от капель, упавшие на неё всего несколько секунд назад, уже полностью испарились.
Ужин в тот день проходил в ресторане отеля, в котором сроком на час расположился шведский стол. Мегуми, как обычно, хлопотала вокруг Черноснежки.
Поскольку Черноснежка жила одна, питалась она в основном замороженной едой, которую брала в приглянувшемся ей ресторанчике неподалёку, из-за чего её рацион не назовёшь разнообразным. Не то чтобы она привередничала с ингредиентами, ей просто не особо нравилось есть то, чего она не понимала. А поскольку окинавская еда практически полностью состояла из незнакомых ей компонентов, она никак не могла выбрать свой ужин.
Мегуми же то и дело подкладывала ей в тарелку всё новую еду, приговаривая «Вот, это тянпуру» и «Попробуй люффу», и Черноснежке было неловко отказываться. Она осторожно пробовала блюдо, то оказывалось вкусным, и Черноснежка приходила в себя уже перед пустой тарелкой.