ac0846a334c74b76bf3c8ff10e16ffdc

— Думаешь, я этого не понимаю, Ерин?! — кричит отец на старшего принца. — Думаешь, я настолько глуп и самонадеян, чтобы не понять этого?! Но мы просто не можем не сражаться. Инард, всё равно, убьёт нас. Так пусть лучше мы погибнем, сражаясь! Собери всех мужчин, которые остались. Мы должны дать отпор.

Молчание, повисшее в зале, кажется невыносимым. Сколько прошло минут после того, как зазвонил колокол? Этот предвестник гибели всему живому. Не больше, чем пятнадцать. Эелана боялась. Сколько минут осталось ей до её гибели? Сколько? Через сколько минут воины Инарда прорвутся через стены и небольшую горстку последних защитников города, среди которых будут её отец и два брата, и через сколько они доберутся до неё?

— Отец! — спрашивает девушка просто потому, что чувствует какую-то необходимость сказать хоть что-то. — Что делать мне? Я могу как-то помочь?

Взгляд отца, обратившего внимание на неё, страшен. Эелана делает шаг назад, просто потому, что злить своего отца и короля ей сейчас совсем не хочется. Реонаш, и так, слишком сильно взволнован, если только можно было применить такое слово по отношению к нему сейчас. Девушке просто хочется сказать хоть что-то, поддержать хоть как-то. Она не может сделать ничего. С этим, пожалуй, уже давно следовало бы смириться. Что она может кроме пустых слов? Ничего. Она может просто сидеть и прятаться, когда другие будут сражаться. Эелана не хочет прятаться. Но ничего другого ей не остаётся.

— Молись, — произносит отец мрачно. — За меня, братьев, что находятся здесь, за себя и всех защитников города. Молись о братьях и матери, оставшихся в столице. Нам уже не помогут даже боги. Пусть же боги помогут им.

Ерин вздрагивает снова и отвешивает Реонашу поклон, когда король быстро, на сколько это только возможно с его ранением, выходит из зала. Эелана с братьями пока остаётся там. Девушка дрожит от ужаса, переполняющего её. Михаэль, что подошёл к ней как только отец покинул зал, обнимает её за плечи, пытаясь хоть как-то успокоить. Он и сам дрожит от страха. Сам не может сопротивляться этому ужасному чувству, переполняющему его сейчас. Ерин с грустью смотрит на них. Потом вдруг вздрагивает ещё раз, будто от пришедшей в голову мысли. Михаэль смотрит на брата с надеждой. Он ещё надеется выжить. Эелана чувствует это. И от мысли о том, что надежде этой не суждено сбыться, ей становится только больнее.

— Михаэль, — обращается старший принц к младшему брату, — бери Эелану и спускайся вниз. Там есть храм богини правды и победы. Переоденьтесь в белое и ждите там. Молитесь, как сказал отец. И ни за что не выходите оттуда.

Принцесса ничего не успевает сказать, Михаэль берёт её за руку и ведёт вниз. Туда, куда сказал им идти Ерин. Зачем? Инард, всё равно, не пощадит их. Жрецов победы и правды в городе Реонхейм нет уже с месяц. С того самого дня, как умер старик. Жрецы справедливости, как их ещё называли, носили белую одежду, они приносили удачу, молясь богам, и тот город, в котором их не было, как считалось, был обречён на гибель, как сейчас был обречён на гибель Реонхейм.

Ужасный грохот заставил Эелану вздрогнуть и обернуться. Она уже успела облачиться в белое. И Михаэль тоже. На сердце девушки было неспокойно. Она находилась сейчас в храме, в самом низу дворца, под землёй, когда жители города гибли там, наверху. Принцессе было стыдно за то, что она прячется от смерти, когда как другие вынуждены умирать. Ей хотелось уйти, но Михаэль не позволил ей этого.

Что происходило там, снаружи? Грохот, лязг, крики, стоны… Женщины пытались укрыть своих детей от всадников, мчавшихся по улицам когда-то богатого города, мужчины пытались защитить их, но захватчиков было больше. В чёрных доспехах, с копьями и мечами, они ворвались в город, их не останавливали те жалкие оборонительные сооружения, их не останавливали последние оставшиеся в живых защитники города. Захватчиков было много. Они налетали словно рой диких пчёл, заглядывали в каждый дом, убивали всех, кто находился внутри — детей, женщин, стариков…

— Пощадите! Пожалуйста, пощадите! — кричали женщины, матери, которые пытались хоть как-то защитить своих детей. — Пощадите! Не убивайте!

Их не слушали. Всадники неслись по улицам города, заглядывали в каждый переулок, в каждый дом, вырезали всех, всех до одного. Не щадили они ни женщин, ни детей, ни раненых. Только плач и стоны были слышны в городе в этот день. Люди бежали от надвигавшейся на них грозы, бежали, спотыкались, падали, поднимались и снова бежали. Плач, крики, топот копыт, взмахи меча… Всё смешалось в один сплошной гул. Гул, который нёс разрушение и смерть всему живому. Все звуки потонули в нём. И плач, и крики, и стоны, и лязг оружия — всё это стало единым.