ac0846a334c74b76bf3c8ff10e16ffdc

В комнате довольно светло — несколько громадных подсвечников прикреплены прямо к стенам, — а в углу топится печка. Бьёрн оглядывается вокруг — здесь красиво и уютно. И много книг, которые пришлись бы по душе Йохану. Разные легенды… Должно быть, ей так хотелось бы увидеть хоть что-нибудь из тех событий своими глазами!.. А оборотню и его друзьям приходилось часто видеть такое, что… вполне можно было бы записать в виде легенды. Хотя, пожалуй, именно этим и занимался их собственный бард Йохан.

— Подумали бы, что вор, — невозмутимо отвечает Асбьёрн.

Сабаот смотрит на него с почти детским восторгом. И это тешит самолюбие оборотня — ещё бы, в Сонме никто на него не смотрел с восторгом. Тем более — с детским восторгом. С таким чувством смотрели на Драхомира. Или, в крайнем случае, на Деифилию, Лилит, Танатоса, Йохана, Саргона… Не на Асбьёрна. Асбьёрн считался ребёнком. И не без оснований — он был младше всех своих боевых товарищей. Но это было даже обидно — понимать, что все относятся к тебе только как к младшему брату, что означало изрядную долю снисхождения. А снисхождение далеко не такое приятное чувство, как кажется тому, который его испытывает. И порой… Так хочется, чтобы тобой восхищались, чтобы уважали, а… В итоге, Драхомир вытаскивает его за шиворот из всех неприятностей и недоразумений и треплет за уши, Танатос насмешливо фыркает и говорит подрасти, хотя Асбьёрн уже на полголовы выше его, Йохан требует завязать шарф и нормально позавтракать, Лилит смотрит всегда настолько насмешливо, что хочется провалиться под землю из-за стыда, а Деифилия чуть ли не за каждый проступок норовит дать подзатыльник, а то и того хуже.

Он улыбается. Его выходка почти что удалась — осталось только придумать, как незаметно для жителей Вирджилисской цитадели вытащить Сабаот на пустошь, где расположились его товарищи. То, что уговаривать девушку не придётся, парень уверен. Девушке хочется вырваться из-под родительского контроля, из-под гнёта этих холодных и мрачных стен, в которых нет совершенно ничего привлекательного, как ей, должно быть, кажется. Асбьёрну бы вполне понравились эти стены, если бы ему давали периодически жить здесь. Нет, не постоянно. Постоянно он бы просто не выдержал. А вот пожить в таком месте где-то месяц в год было бы просто чудесно!

— Пойдёшь смотреть, как Мир и Дея танцуют? — спрашивает Бьёрн, не сомневаясь в ответе. — Я как-то обещал, что покажу тебе.

Сабаот улыбается. Не холодно, не высокомерно, как Деифилия — она улыбается тепло и ласково. И в её зелёных глазах нет того невыносимого осознания собственного превосходства. Но это превосходство хочется признать. И не придушить за это, как часто бывало с Деей. Она выглядит счастливой в отличие от сестры. Асбьёрну порой казалось, что ему жаль Драхомира — такой важной «княжне», какой была Деифилия, никогда не угодишь. Что ни сделай — всё плохо. Даже если себя в жертву принесёшь — всё равно будет плохо. Всё равно она будет несчастна, недовольна или даже «праведно разгневана» — нужное следует подчеркнуть.

Сабаот не была такой. И Бьёрн ловит себя на мысли, что завидует Абалиму — тот хотя бы не выслушивал от человека, который по идее должен быть ему самым близким и дорогим, кучу претензий за день: «набери сухих веток для костра», будто бы никому больше этим нельзя заняться, «постирай бельё в реке», как будто нельзя попросить об этом Йохана, которому всё равно нечем заняться, «сделай куриный бульон заболевшему Саргону», как будто Асбьёрн вообще знает, как варить этот самый бульон и знает, где достать для этого курицу, которой у них, разумеется, нет, «принеси Драхомиру рубашку, чтобы тот носил её», как будто это так легко, уговорить Драхомира надеть другую рубашку, «купи мне ткани в горошек», как будто Бьёрн понимает, какая именно ткань в горошек ей нужна, и, наконец, «я говорила тебе купить мне ткани в мелкий цветочек, а не в горошек», тогда, когда Асбьёрн с горем пополам уже успел ограбить торговца тканями и принёс ей всевозможные ткани, кроме желаемой. Как вообще можно было жить с таким человеком рядом и не свихнуться? Сабаот была довольно милой и нежной. И не говорила так много, что хотелось дёрнуть её за волосы.

— Сабаот! Ты пойдёшь на праздник? — слышится из-за двери звонкий голос.