ac0846a334c74b76bf3c8ff10e16ffdc

Женщина снова чуть не заплакала, но, впрочем, сдержала себя и, показывая сыну новые книги, среди которых был даже сборник по элементарной алхимии с кучей разноцветных и движущихся картинок, которую изучали в первом классе магической Академии, объяснила, что её ребёнок стал уже совсем взрослым и теперь поступает в одно из самых элитных учебных заведений.

— А что я там буду делать? — с любопытством спросил мальчик.

Леди Джулия уже стала рассказывать свои учебные будни, но потом почему-то решила, что рассказы о том, как они вскрывали труп какого-то сельчанина, убитого их наставницей, могут шокировать пятилетнего ребёнка и оставить непоправимый урон его психике.

— Теодор! Объясни ребёнку, что делают в школе!

Кактус моргнул и уставился своими огромными глазищами на сестру, которая и превратила его в растение. Он будто спрашивал, как именно он может рассказать своему племяннику о школе, если у него нет ни рта, ни голосовых связок.

— Ах, да! Ar ais! — воскликнула колдунья.

Теодору моментально вернулся его прежний облик. Он подбежал к зеркалу и стал себя осматривать, беспокоясь, как бы Джулия не обманула его, как три года назад: превратив в совершенно другого человека. Тогда графа выгнали из его же поместья, не узнав своего хозяина.

— Отвечай, а то ещё во что-нибудь превращу! — недовольно буркнула леди Траонт.

Седрик посмотрел на своего дядю, а потом — на маму, которая жестом показала ребёнку, что сейчас дядя что-нибудь расскажет, если не хочет превратиться в жабу или ещё во что похуже.

Маленький лорд вдруг вспомнил, что однажды дядя Теодор был превращён в поросёнка, за которым всё бегала кухарка, которой приказали готовить свиные отбивные.

— Да подожди ты! — рявкнул граф, сразу же получивший порцию оплеух и подзатыльников, которые его сестра просто обожала раздавать всем подряд. — Да когда ты угомонишься, дура?!

То, что произошло дальше, стоило бы показывать на сценах больших и малых театров: хорошо одетая, причёсанная женщина гонялась по комнате за мужчиной примерно такого же возраста, периодически бросая в него всё, что попадалось ей под руку. Это были и детские игрушки, и одежда, и даже книги, которые непонятно по каким причинам вдруг на несколько мгновений перестали быть для леди святынями.

Ребёнок всё так же сидел в кресле посреди комнаты и наблюдал за происходящим. Около него стояла девушка-горничная, которая периодически не могла сдержать смешков, наблюдая эту картину. Немного успокоившись, служанка нагнулась к маленькому лорду и что-то шепнула ему.

Мальчик поднялся с кресла, слуги, которым эта же горничная подала знак рукой, взяли в руки книги, одежду, приготовленные для их юного хозяина, и вышли из комнаты. Их примеру последовал и сын леди Траонт, всё так же бегающей за братом.

Усевшись в карету, Седрик первым делом проверил, все ли из его вещей на месте. Вещами считались самые любимые игрушки и книги, которые ему мама позволяла брать самому в руки и даже переносить в свою комнату.

— Пока, мама! — крикнул ребёнок уже из кареты, заранее для него приготовленной, когда та тронулась с места.

Только в этот момент герцогиня опомнилась, пихнула брата ногой в бок, отчего тот буквально съёжился, подбежала к окну и стала остервенело махать сыну вслед.

Уже после, думая над тем, почему она не заметила, как её маленький мальчик вышел из комнаты и сел в карету, женщина выпила рюмочку коньяка и, посмотрев на Теодора, снова превращённого в кактус с глазками, тихонько всхлипнула и произнесла:

— Как же дети быстро взрослеют! Вот ещё совсем недавно я отправляла в школу тебя, а теперь… А теперь отправляю туда же своего сына… Как же летит время!

Кактус хотел бы возразить, но не смог: ни рта, ни связок у него не было и в этот раз…

_____________________________________________________________________

P.s. Глава написана для того, чтобы первое сентября не казалось таким уж ужасным днём. Автор понимает, что это полнейший бред, но что, как не такого рода произведения, поднимает настроение?

========== I. Глава восемнадцатая. Шестой осколок решений. ==========

Ее глаза чернее неба зимою,

А руки тонки, словно ласточки крылья,

И голос звонкий, как стекло ледяное;

Она идет и не касается пыли…

Она глядит на меня —

И взгляд, как солнце, горит,

Она кричит — убегай!

А я ей шепчу — погоди…

И дни летят серой пеленой;

Жизнь пуста — без нее одной;

Жизнь идет, как в глухом плену —

Тень чужая крадется по сну…

Я мчался бешено по мерзлой дороге,

Шварцкольм уж близко, свечи в кирхе сверкают,

Но снова мельница — стою на пороге,

В моей душе надежда вмиг умирает.

Магистр смеется опять —

Черно его колдовство;

Ты можешь вечно бежать,

Но снова встретишь его!

Другого не было нам пути —

Лишь ей самой к колдуну прийти,

Узнать меня без имен и лиц,

Средь других, обращенных в птиц!

В обличье воронов теснились мы вместе;

Она вошла — звездою с неба упала;

Я пятым был на том проклятом насесте;

Она смотрела — только не узнавала!

Магистр смеялся над ней:

«Ну хоть кого укажи!

Но ошибиться не смей —

Тогда отдашь свою жизнь!»

Магистр смеялся — она рыдала.

И той же ночью ее не стало

На омута илистом дне уснула