Abyssus abyssum invocat (СИ)

XV. Нет никого выше Цезаря. Его воздвигают люди, ему подчиняется Империя, но выполняет он волю Богов. Он начало и конец Империи. Монахи божественных храмов во главе с Прайоом есть соблюдение божественных заветов. Легионы во главе с полководцами есть исполнение законов. Сенаторы есть законы и их создание. Фрументарии есть тень и разящий клинок Цезаря. Цезарионы есть щит и меч Цезаря.

- из "Свода священных законов Империи" II века, Века Созидания.

Жан Вентури пятнадцать лет служил цезарионом, телохранителем Цезаря, правителя нерушимой Империи. Раньше цезарионы убивали себя после смерти своего сюзерена. Теперь это признано расточительным, и новые Цезари часто брали старых к себе на службу.

Так за время службы Жану удалось пережить аж четырех Цезарей, и последний, тридцатилетний Цицерон Четвертый, был худшим из них. Ни жестокий Антоний Восьмой, ни слабый телом и духом Октавиан Третий, ни даже слабоумный Константин, первый своего имени, не могли сравниться с новым правителем.

Цицерону было... попросту наплевать на Империю, на придворных, на народ. Он целыми днями сидел на троне, уставившись в одну точку. Мало что могло надолго привлечь его внимание, поэтому просители чаще разговаривали с советниками.

Да и ничего императорского в новом наместнике Богов на земле не было. Ни стана, ни красивого лица. А белая туника, как ни старайся, выглядела на нем мешковиной, золотой венок же то и дело норовил упасть...

Жалкое зрелище. Даже в урожденном калеке Октавиане было больше жизни... Теперь же бдение у трона для Жана Вентури превратилось в пытку. Он чувствовал, что ржавеет быстрее собственных доспехов.

Не было никаких сомнений, что тщедушный диктатор не имел никакого отношения к смерти предыдущего сюзерена, а стал лишь промежуточной марионеткой на веровочках. Цезарь Константин, по совместительству брат Цицерона, умер при загадочных обстоятельствах. Он был, безусловно, умалишенным, но, на памяти придворных, тому никогда не приходило в голову прыгать из окна тронного зала. Да еще воткнув себе в живот кинжал. Константин до смерти боялся боли и крови. Ему казалось, что с кровью жизнь уходит безвозвратно, и он становится слабее.

А этого... хоть мечом проткни! Цицерон лишь поднимет безразличный взгляд и испустит дух, никого не потревожив.

Единственной отрадой было то, что можно шептаться с другим цезарионом, справа от трона. К несчастью, сегодня там поставили Пьер Пацци. Еще тот молчун. Под густой серой бородой скрывались чем-то даже женственные черты лица. Тонкий, как жердь, маленький, но верткий. Чем-то напоминал недотепу-племянника Рафаэля. Но тонкие руки и ноги состояли из сплошных жил. У такого и палка станет смертельным оружием. Будучи сильным и крепким на вид, Жан опасался сражаться с соратником по-настоящему, вне тренировочных поединков.

Этот цезарион был самым фанатичным из всей восьмерки приближенных к Цезарю телохранителей. Оттого и заговорить сейчас с Пацци - это получить после нагоняй от легата, ведь стоявшим за троном запрещено разговаривать. В древние времена за такое отрубали языки...

Вот только сегодня, поздним вечером, когда в тронном зале никого не было, кроме бревна на троне, Пацци заговорил сам:

- Жан.

Цезарион вздрогнул. Он так давно не слышал голоса Пацци, что принял его за глас Богов. Может, это банальная провокация? Нет, Пацци выше этого.

- Что? - в горле пересохло, слова вырвались с хрипотцой.

- Твоя семья действует против моей. Что еще вы затеяли?

Глаза Жана стрельнули в сторону Пацци. Не дурак ли он? Неужели такое можно спрашивать? Какой ответ он надеется получить?

- О чем ты, Пацци? - Жан никогда не называл по именам своих братьев по оружию.

Да и это никогда не было проблемой. Восемью главными телохранителями становились представители самых знатных семей Империи, по одному на место. Это была высокая честь. Если семья не могла предоставить достойного кандидата, ее место занимала другая, и неудачникам приходилось прозябать среди обычных тридцати двух телохранителей, пока не выпадет новый шанс на возвращение.

Среди цезарионов Вентури появлялись чаще многих. Вот уже четвертый век их династия цезарионов продолжается без перерыва. Они пережили Век Гнева, Век Голода, и вот теперь Век Праведности, что закончился неделю назад.

Пацци же были бессменны со времен реорганизации Империи, каждый их кандидат тренировался в самых тяжелых условиях. Но Жан не сомневался, что если придет такой час, Пьер Пацци падет, не выдержав его натиска...

- Ты знаешь, о чем, - запоздалый ответ прервал размышления.