Абстракция, Всеобщее (статьи из "Философской энциклопедии")

Уже самые ранние представители древнегреческой философии, исходившие из стихийно-диалектического взгляда на мир известных им явлений, старались представить всё многообразие чувственно воспринимаемых явлений как продукт развития одного и того же, общего им всем, начала, всеобщее в этом смысле — как синоним единства в бесконечном многообразии явлений природы — они искали в чем-либо определенно-телесном[1]. Фалес считал таким всеобщим первоначалом всего существующего воду, Анаксимандр — «апейрон» — бесформенную по качеству и беспредельную по количеству материю, а Гераклит видел всеобщее в огне, как в той стихии, из которой все возникает и в которую все возвращается обратно. С огнем, как с всеобщим, Гераклит соединял и представление о законе, согласно которому происходит этот мировой круговорот. «Всеобщий логос» он определенно усматривал в превращении и борьбе противоположностей, а не в мёртвом абстрактном тождестве явлений друг другу. В этом и заключалась стихийная диалектика в понимании всеобщего. В древнекитайской философии всеобщее понималось подобным же образом и называлось дао.

Материалистическое понимание проблемы всеобщего (милетская школа, Гераклит, атомистика Левкиппа — Демокрита) развивалось в борьбе с идеалистическими воззрениями на природу всеобщего. Если материалисты искали всеобщее (генетическую первооснову вещей) в чем-то телесном, материальном, то идеалисты, в противоположность им, усматривали реальность всеобщего в абстракции, выражающей либо математические представления (число как первооснова мира явлений у пифагорейцев), либо нравственные нормы (Сократ), либо формы и законы теоретического мышления («идеи» Платона). В ходе борьбы между этими двумя основными направлениями оформилась также софистика, вообще отрицавшая реальность всеобщего и считавшая, что реально существуют лишь единичные вещи и ощущения, а всеобщее — лишь создаваемая словом иллюзия. Платон в борьбе против этого тезиса софистики разработал объективно-идеалистическое понимание всеобщего, согласно которому «роды» и «виды» существуют до единичных вещей как их прообразы, как бестелесные «идеи». Эти «идеи» были не чем иным, как оторванными от реальных вещей родо-видовыми логическими абстракциями, абсолютизированными и превращенными в самостоятельные сущности.

Идеалистическую теорию идей Платона подверг критике Аристотель. Ленин охарактеризовал эту критику как подрыв основ идеализма вообще[2]. Однако попытка Аристотеля справиться с трудностями, лежавшими в основе теории идей, по-своему уловившей диалектический характер отношения между всеобщим и единичным, привела его к двойственному решению. С одной стороны, Аристотель понимал, что всеобщее («род»), составляющее «сущность» вещи, нельзя мыслить как отдельную, вне мира единичных вещей витающую бестелесную форму: «…покажется, пожалуй, невозможным, чтобы врозь находились сущность и то, чего она есть сущность; поэтому как могут идеи, будучи сущностями вещей, существовать отдельно (от них)?»[3] Однако в противоречии общего и единичного Аристотель «путается», возвращаясь вновь окольным путем к точке зрения Платона. С одной стороны, логические «роды» и «виды» он понимал как абстрагированные умом человека общие формы единичных вещей и считал «первой сущностью» единичное. Но, с другой стороны, «род» (как всеобщее) является у него «вторым» только по последовательности познания, на самом же деле он выступает как та высшая действительность, благодаря которой только и возможны сами единичные вещи и воспринимающие их индивиды. Всеобщее, понимаемое как логически постигаемый «род», оказывается в его философии не только «сущностью» единичных вещей, но и той «целью», ради которой и силой которой они возникают, существуют и исчезают. В этой двойственности аристотелевского учения были заложены отправные пункты для споров между номиналистами и реалистами о природе универсалий. Платоновское учение об идеях было усвоено через неоплатоников христианской схоластикой и послужило одним из теоретических источников христианского богословия.

В средние века проблема всеобщего ставилась на основе принципов теологии, видевшей первопричину и всеобщую основу порядка и закономерности в мире в боге, в его библейском «слове». «Слово» («логос») бога и отождествлялось с всеобщим. Номиналисты также понимали всеобщее лишь как «слово», но не «бога», а человеческого духа, отрицая реальность всеобщего вне слова. Одним из источников этого понимания проблемы всеобщего была логика стоиков, отождествлявших, вслед за софистами, всеобщее с «значением слова», с тем «смыслом», который ему придают.