Абстракция

В них не было разноцветных цветов, оттенков. Я писал белым по белому, создавая фактуры, линии и неведомые узоры.

Это была чистота, которой наконец-то потребовалось вылиться наружу.

Я знал всегда о свободе и любви, мой дорогой друг.

Я знал всегда о бесконечности и красоте – и ты уже понял это.

Преломление всех цветов, через стеклянную пирамиду, образует видение ясного белого света.

Я писал белым по белому. Я создавал Спасение. Прошу, прими его.

Безусловная любовь скрыта в каждом из нас. Тебе достаточно закрыть глаза и опустошить свой разум.

Я закрывал глаза и под грохот разрушающихся зданий, дотрагивался пальцами до белого цвета, проникая в суть чистоты, словно касаясь самого невинного тела какой-нибудь феи цветов.

Нет никакого конца. Всегда есть рождение и переход, поэтому…

Я открывал глаза и водил кистью по неизведанным, еще не созданным линиям, которые в Потоках уже давно были созданы, как созданы Богом нескончаемые волны бесконечных морей и океанов.

Ко мне стучали в дверь с грохотом. Я слышал гневные голоса чьих-то людских копий. Стекла моих окон постоянно тряслись от огромных взрывов. Я не хотел смотреть на улицу. Мне достаточно было того тумана, который опоясывал все вокруг угнетающей пеленой заблуждения и зла.

Но я продолжал писать. Мольберт за мольбертом. Не чувствуя усталости. Я писал и осознавал, что это мои самые главные произведения. Произведения, лишенные красок, но наполненные Истиной.

Я делал вдох. И мой мастихин так страстно целовал художественную пасту, оставляя на холсте следы, как на теле своей жены оставляет следы ее возлюбленный.

Я делал выдох – и музыка лилась по моим белым ладоням, образуя на картинах видимые разводы, так похожие на зимние летящие облака.

Ко мне снова стучали в дверь. На этот раз еще яростнее, еще больше, а я, замирая от той яркости, что искрилась с холстов, одержимо продолжал делать то, что дОлжно. С каждой секундой я становился все более и более счастливым. Исполнение самого важного… Самого бесконечного и светлого, через собственные руки, которых касались ангелы – происходило здесь и сейчас.

В мою кожу впитывался белый свет, впитывался еще глубже, чем чернила от татуировок. Это была та самая правда, которая превращает тебя в Абсолют.

Я откинулся на спинку стула. Мой уставший взгляд прошелся по моим прежним картинам. Так много красок.. Так много цветов и чувств. И все они об одном. О том, что я писал здесь и сейчас – о Белом на Белом.

Я взглянул на небо. Увидел там демонические огромные глаза, которые с ненавистью посылали мне всевозможные немые проклятия. Но я улыбнулся им. Я улыбнулся всему.

Ничто не сможет затмить… – прошептал я злобным глазам и вернулся к своему холсту.

По полу я аккуратно раскладывал готовые произведения, ступая босиком по холодному полу.

Я не знал сколько прошло дней. Я не знал, сколько рассветов и ночей я успел встретить.

Свет появлялся для освещения. Сон приходил тогда, когда нужно.

Звуки собственного сердца отражались через хаос фактуры, порядок которой я так хорошо понимал.

Все холсты, словно смены времен года, так нежно и красиво сменяли друг друга.

Один за одним. Один за одним. Бесконечные прохладные рассветы были в них, и танцевали как русалки на горизонте искрящихся вод… Таинственные закаты, как фениксы, горели на холстах огнем. Но все так же белым… все так же белым…

Я передаю тебе, читатель, один из этих холстов. Выберешь себе после конца любой? Ты дашь какой-то картине собственное продолжение? Пусть это будет моим подарком для тебя… ты выберешь… Я с любовью к тебе это говорю, слышишь? С большой любовью…

Мазок за мазком, мазок за мазком – вот так и играет жизнь. Всякий сон прекрасен. Ты просто должен посмотреть в него так глубоко, чтобы понять это было так легко.

Восемь. Осталось восемь.

Я смотрел на последние восемь хостов, размером Метр на 80. Они ждали своего часа… Они так влюблены в воплощение… Я чуствовал это. Я так сильно…

Я разорвал прозрачную упаковочную пленку с первого холста.

Крик женщины послышался за окном. У нее умер муж…

Я разорвал пленку со второго холста.

Боль от выстрела в сердце я почувствовал от какой-то души.

Я разорвал пленку с третьего хоста.

Снова что-то громыхает от разрушения.

Четыре.

Смерть.

Пять.

Ненависть.

Шесть.

Шесть жертв от одной бомбы.

Семь.

Где же спасение?

Восемь.

Здесь.

И затем последовало создание.

Создание новых, очередных моментов – в слиянии всех чувств, всех ощущений, всех жизней.

Снова белая паста касается холста, обнимая его новыми слоями творения.

По Образу и Подобию белого, я рисовал белым на белом.

Солнце освещает путь, происходит пробуждение от великого сна – такого многослойного, красивого, ужасного, низкого, дремлющего, бодрствующего.

Стуки в мою дверь снова… еще грознее. Еще яростнее. Где же спасение? Спасение здесь.

И не было конца нескончаемому – я обнимал белым цветом белое…

Восьмая последняя картина. Восьмой последний мазок.

Рука тянулась к завершению.

Дверь взломали.

Я обернулся.