У берега стоял огромный буксир-толкач «река-море», плавучий небоскреб с белой надстройкой. На заплесок были скинуты сходни, люки моторного отделения открыты — чинились, видно. Борька пристал чуть ниже, нерешительно поднялся по сходням. Навстречу вышел молодой парнишка в черной форменке с золотыми «птицами» на рукаве, веселый и круглолицый.
— Здрасьте, — сказал Борька. — Мне б капитана.
— Добрый день. Капитан слушает.
— Я это... — замялся Борька. — Я лоцию посмотреть, можно?
— Заблудился?
— Вроде, — Борька деловито полистал лоцию, открыл на нужном месте, уверенно ткнул грязным ногтем. — Значит, мы здесь... а мне сюда... значит, так и так...
— Разбираешься? — искренне удивился парень.
— А то! У вас еще лоция не полная. Вот тут свальное течение, а у вас не обозначено. А вот отсюда прямиком старица. Вы подрисуйте, я-то знаю.
— Спасибо за информацию, — усмехнулся парень. — Только мы в эти протоки и не втиснемся... Значит, лоцию ты лучше меня знаешь. С чем причалил?
— Это... Возьмите меня к себе. Юнгой. Я все могу — вести могу, я фарватер знаю, палубу мыть могу, готовить...
— Ты сколько классов кончил, салага?
— Семь.
— А зовут как?
— Борька.
— Так вот, Борька. Кончай восьмой, поступай в речное, а там — милости просим.
— Тогда меня любой возьмет. Вы сейчас возьмите!
— Да как я тебя возьму! — сказал капитан. — Кто мне разрешит тебя взять? Никто тебя не возьмет, с семью-то классами, макароны разве продувать. Не на галере ведь ходим — там грести ума немного надо. Вот это с чем едят, к примеру? — Он положил руку на какой-то прибор. Борька пожал плечами. — Локатор это. А как устроен, знаешь? А это? А дизель как фурычет?
— Ясно, — сказал Борька. — Извините.
— Эй, Борька, — крикнул капитан. — Случилось что? Погоди!
Борька не обернулся.
В устье Тромъегана Борьку перехватил мужик на ярко-красном «Нептуне» с мотором «Меркюри». Могучий двигун, иностранный, сил больше, чем в «Жигулях», и стоит небось столько же. И сам мужик был какой-то иностранный, с седой гривой до плеч и в темных очках.
В катере у него курили девицы в пестрых анараках, орал магнитофон. Сиденья были обиты бархатом.
— Направо пойдешь? — спросил мужик, повернув к Борьке темные очки.
— Но.
— Будь любезен, загляни во вторую протоку, найди некоего Борьку Хромова, передай следующее: «Куйбида шумнул, мол, Федор в милицию подал за угон».
Девицы равнодушно смотрели на Борьку.
— Феликс? — спросил он, холодея.
— Да, Феликс. Ну, прощай. — Мужик врубил скорость, и могучий «Меркюри» унес девиц и музыку.
Борька остался сидеть, опустив голову. Значит, уломал-таки Феликс мать подать на розыск. Летят сейчас по телефонным проводам вдоль всей Большой Оби номер лодки и Борькины приметы: лопоухий, росту среднего, вида неказистого.
Видно, открытка на машину пришла.
Было самое рабочее время, но весь стройотряд собрался вокруг обеденного стола, смотрели молча, как Борька вытаскивает лодку на берег.
— Трудовой привет! — неуверенно сказал Борька, подходя ближе.
Никто не ответил. Навстречу ему шагал от палатки мятый, мрачный Степан с рюкзаком на плече.
— Счастливо оставаться, цуцики! — крикнул он. — Герои перестройки!
— Слушай, вали отсюда, пока я... — рванулся к нему Витя.
— Это тоже прошу занести в протокол, — насмешливо сказал Степан. — Угроза физического насилия... Поехали! — на ходу кивнул он Борьке, забросил рюкзак в лодку и уселся сам.
— А ты, приятель... — подошел к Борьке командир. — Мы же с тобой как с человеком!.. В общем, чья водка, где были, что делали — я разбираться не буду. Так что будь здоров. Спасибо за веселую ночку...
— Да уж, обхохочешься, — буркнул Витя, трогая припухшую скулу.
— И дружка своего до города подкинешь, — сказал командир.
Борька ни жив ни мертв смотрел на ребят. Те неловко отводили глаза.
— Как же так, ребята, — робко сказал Сан Саныч. — Работал же человек... Бензина сколько пожег... Давайте... — он первый вытащил пятерку и пошел, собирая деньги.
Борька посмотрел на Алену. Она стояла, опустив голову, нервно теребила цепочку на шее. Цепочка вдруг лопнула, она попыталась поймать на лету, присела, поднимая с земли. Волосы закрыли лицо.
— Вот, — Сан Саныч протянул Борьке деньги.
Борька глянул на него, на пачку мятых бумажек. Повернулся и на деревянных ногах пошел к лодке.
Борька правил по Оби вслепую, не видя пути из-за жгучих слез. Он сжимал губы, зажмуривал глаза, а слезы сами собой выкатывались из-под ресниц, ползли по чумазым щекам.
— Водочки бы, — сказал Степан. — Не осталось чуток? — Он заглянул в бардачок. — Первым делом в кабак завалюсь... М-м... — мечтательно прикрыл он глаза. — На белой скатерке... Упьюсь до поросячьего визга, теперь никто не запретит... Пойдем в кабак, Абориген. Мы вроде товарищи по несчастью. Ну, чего слюни-то распустил?
— У меня ж не осталось никого, кроме вас. Я ж уйти с вами хотел, уехать...
— Куда? — разозлился Степан. — Это они здесь с тобой вошкались — Боренька бедненький, Боренька кормилец! А уедут — кто про тебя вспомнит, кто с тобой возиться станет! Кому ты нужен в Москве? Там никто никому не нужен!