Абориген

— О, чудной! Зачем рыбу ловят? На уху, и для жарехи, и печь, и с собой... Так давайте я вам, что ли, ловить буду? — с надеждой спросил Борька. — Не приедут они уже. У меня и сеть, и все. Здесь места-то рыбные!

— Давай сначала, — сказал командир. — Ты кто такой?

— Борька я. Хромов. Из Сургута.

— А как они тебе платили?

— Никак, — обиделся Борька. — Со своих денег не берут.

— А жил где?

— В лодке. Где ж еще?

— А что? — сказал вдруг тот, что в панаме. — Здравая мысль. Живём у реки, а едим кашу. Крупа скоро из ушей полезет.

— И лодка будет, — поддержал бородатый. — За сигаретами сходить, мало ли что...

— Не знаю, — пожал плечами командир. — Ну, давайте попробуем. Если получится — скинемся, когда расчет будет. Свои — не свои — дело не в этом... Значит, обедаем как обычно, а ужин у нас в двадцать один. Успеешь?

— А то! — обрадовался Борька.

— А тройную уху можешь? — спросил бородатый.

— А то! Так я пошел сеть ставить?

Когда Борька вернулся, солнце уже скрылось за соснами, плотно обступившими протоку. Здесь, над водой, уже сгущались сумерки, а небо еще было светлое, глубокое.

На Борьку, видно, особо не надеялись: в котле на печке закипала вода, рядом лежали пакеты с концентратом. Борька высыпал рыбу на заплесок. Обе поварихи тотчас побросали свои кухонные дела, подошли с просеки стройотрядовцы, обступили Борьку, гордо стоящего над своим уловом.

— Да вы чо, рыбы не видели? — по-доброму усмехнулся Борька.

— Мы все больше такую... Ну, круглую. — Парень в панаме показал пальцами.

— Это какая же? — озадаченно спросил Борька.

— Ну, такая, круглая, маленькая. Железная... Консервы называется, — засмеялся тот.

— Стоп, — сказал вдруг командир. — Сразу даже не сообразил. Это же браконьерство! Ловля сетью запрещена.

— Здесь нефтью — тоннами травят, — сказал парень в тельняшке. — А одной сетью — браконьерство?

— Дело не в этом...

— Дело в том, что «за все отвечает командир», — отмахнулся раздраженно тот. — Слышали уже!

— Да нет, — перекричал их Борька. — Ставной можно. Это плавной нельзя.

— Какой?

— Ну, плавной: когда тройная мережа с балберами — на муксуна, на сырка. Чо я, враг себе — колчак кругом шаманит.

— Кто? — растерялся командир.

— Рыбнадзор. Лодки проверяет. А тут плавная все одно без пользы — карчи да соры.

— Погоди, не спеши, — засмеялся бородатый. — Что тут?

— Да чо ж вы русских слов не понимаете? Карчи, говорю — коряги на дне. Дно не чистое, сорное.

— Ну, Борька, тебя без толмача не понять! — сказал бородатый.

— Одно слово — абориген! — Парень в тельнике хлопнул Борьку по плечу.

Тот отступил, настороженно оглядывая смеющихся ребят.

— Ты чо? — спросил он. — Думаешь, здоровый, так... Я тоже матом запущу — не обрадуешься.

— Абориген — значит, местный житель, — пояснил оородатый. — Коренной обитатель.

— Ладно, посмеялись — хватит, — сказал командир. — По местам! А ты, Борис, помоги поварам. Покажи, в какую сторону рыбу чистят. Знакомься — Ирина, Алена...

Стройотрядовцы, посмеиваясь, переговариваясь, направились к просеке. Парень в тельняшке обнял Борьку за плечи, отвел в сторону.

— Обиделся?

— Не. Думал — ругаешься.

— Не обижайся. Я человек незатейливый, если что не так, то не со зла. Ну, будем знакомы — Степан Смирнов, — парень протянул руку.

Борька крепко сдавил его жесткую пятерню. Парень ответил. С минуту они стояли напротив, молча меряясь силами. Борька даже губу прикусил, чтоб не присесть, наконец, выдернул руку, потряс, разлепляя пальцы, с уважением глянул на Степана.

— Старшина второй статьи, — сказал тот, будто не заметив Борькиного позора. — На Тихом служил. Так что мы с тобой вроде сродни — полосатые души.

— Строгий у вас старшой, — кивнул вслед командиру Борька.

— Не обращай внимания. Только воздух сотрясает... Ну действуй, — Степан размашисто зашагал к просеке. Девчонки сидели на корточках над уснувшей рыбой, рассматривали, осторожно переворачивая.

— Что это? — спросила Ирина.

— Чебак.

— Это местное название? А по-настоящему как?

— Не знаю. Чебак и есть чебак.

— А это щука.

— Ага. Из озера зашла.

— Ты что, спросил? — засмеялась Ирина.

— Видишь, пятнистая. Значит, озерная. Речная, она полосатая. Вот она, тигра.

— А вот красивая какая, — указала Алена.

— Налим. Дрянная рыба.

— Почему?

— Глупая, ленивая. В иле копается, дрянь всякую жрет. В том году видел — топляка достали...

— Утопленника?

— Но. Стали подымать, а у него из рукава — налим. Здоровый! Мясо сосал.

Девчонки переглянулись, наморщив нос.

— А хорошая рыба — какая? — спросила Ирина.

— Стерлядь люблю. Быстрая она, злая. Сиг тоже. Хитрый, собака... Ерш пацан что надо, хоть маленький. Щуки его боятся.

— Да у тебя они все с характером, — удивилась Алена.

— А чо ж они — не люди? — удивился и Борька, с треском вспарывая рыбье брюхо. — Чо живое — у всего свой характер. У рыбы, у птицы, у реки вон...