Абхорсен

Гигантский сгусток пламени выплеснулся и захлестнул Псину; Лираэль отшатнулась назад, брови ей выжгло жаром. И вот, с протяжным воплем несбывшейся надежды, полушария разлетелись в разные стороны. Одно, едва не задев Лираэль, пронеслось мимо и рухнуло в залив, куда уже возвращалось море. Второе пролетело совсем рядом с Сабриэль и приземлилось у нее за спиной, взметнув пыль и пепел.

– Скован и расколот, – прошептала Лираэль, глядя на запястье и не веря своим глазам. Она все еще ощущала свою руку, хотя на ее месте остались лишь обожженная культя да обгорелый рукав.

Девушку затрясло; глаза застлали слезы, и Лираэль безудержно расплакалась. Не зная, что еще ей остается, она слепо побрела вперед, выкликая Псину.

– Да здесь я, здесь, – тихонько откликнулась Псина. Она лежала на боку в золе, там, где еще недавно громоздилась сфера. Заслышав голос хозяйки, собака вильнула хвостом – самым кончиком, не больше, и с земли не встала.

Лираэль опустилась на колени рядом с нею. На первый взгляд Псина вроде бы не пострадала, но девушка заметила, что морда ее словно припорошена белым инеем, а кожа на шее обвисла, как будто собака мгновенно состарилась. Псина с трудом приподняла голову и лизнула хозяйку в щеку.

– Что ж, хозяюшка, дело сделано, – прошептала она, снова роняя голову. – А теперь мне придется тебя покинуть.

– Нет! – зарыдала Лираэль. Она крепко обняла собаку своей искалеченной рукой и прижалась щекой к песьему носу. – Это я, я должна была погибнуть! Я тебя не отпущу! Я люблю тебя, Псинушка!

– Будут еще и собаки, и друзья, и любовь, – прошептала Псина. – Ты нашла свою семью, и обрела свое наследие, и заняла высокое положение в мире. Я тоже тебя люблю, но мое время здесь, с тобой, истекло. Прощай, Лираэль!

И Псина исчезла. На земле осталась лежать маленькая статуэтка собаки из мыльного камня.

Позади девушки послышался голос Ираэля, затем Сабриэль, и коротко звякнул Бельгаэр, освобождая Моггета от тысячелетнего рабства, – и до чего же странно было слышать эту одну-единственную ноту после дружного хора всех колокольцев. Но звук этот раздавался издалека, откуда-то из иного места и иного времени.

Спустя мгновение девушку отыскал Сэм. Она лежала в золе, свернувшись в комочек, изувеченной рукой прижимая к себе статуэтку собаки. А в здоровой руке она держала Астараэль, скорбящую, крепко стиснув пальцами язычок, чтобы тот ненароком не звякнул.

Эпилог

Ник стоял в реке и с интересом наблюдал, как течение подталкивает его под колени. Ему так хотелось уступить этому течению, прилечь, чтобы его подхватило и унесло водой вместе с чувством вины и пережитыми страданиями – куда бы ни текла эта река. Но Ник не мог даже двинуться: его удерживала на месте некая сила, исходящая от сгустка жара на лбу, – очень странное ощущение, тем более что вокруг царил лютый холод.

Спустя какое-то время – непонятно, прошли ли минуты, или часы, или дни, ведь в этом странном месте, где царили неизменные серые сумерки, время словно утрачивало смысл – Ник заметил, что рядом с ним сидит собака. Здоровенная черно-рыжая дворняга с серьезным взглядом. Собака показалась ему знакомой.

– Да ты же песик из моего сна, – промолвил Ник. Он наклонился и почесал собаку за ушами. – Только это был вовсе не сон, так? У тебя еще крылья были.

– Точно, – кивнула собака. – Я – Шкодливая Псина, Николас.

– Приятно познакомиться, – церемонно произнес Ник. Псина протянула лапу; Николас пожал ее. – А ты, случайно, не знаешь, где мы? Мне казалось, я…

– Умер, – весело подтвердила Псина. – Так и есть. Это – Смерть.

– А, – откликнулся Ник. Когда-то он поспорил бы на этот счет. Но теперь он смотрел на вещи под иным углом, и мысли его занимало совсем другое. – А ты… а они… ну, полушария?

– Ораннис скован заново, – сообщила Псина. – И опять заключен внутри полушарий. Когда придет время, их перевезут обратно в Древнее королевство и захоронят глубоко под камнем и чарами.

На лице Ника отразилось облегчение, морщинки тревоги вокруг глаз и в уголках рта разгладились сами собою. Он опустился на колени рядом с Псиной и крепко обнял ее. Тепло собачьей шерсти резко контрастировало со стылым холодом реки. Яркий ошейник тоже радовал глаз. От него прямо-таки теплело в груди.

– А как Сэм… и Лираэль? – с надеждой спросил Ник, не поднимая головы и прильнув к самому песьему уху.

– Они живы, – заверила Псина. – Хотя и сильно пострадали. Моя хозяйка потеряла руку. Принц Сэмет, разумеется, сделает ей новую, из блестящего золота и хитроумной магии. Лираэль Златорукая – вот как ей суждено зваться отныне и впредь. Она – помнящая, и Абхорсен, и много чего еще. Но есть и иные раны, требующие иных лекарств. Она еще так молода. Встань, Николас.

Николас поднялся на ноги. И чуть пошатнулся – это течение попыталось опрокинуть его и утянуть на дно.