Ту ночь мы с Блохой спали в монастыре у монахов, а на другой день отправились в середский банк. Замок я нес в руке.
— Вот, я вам его возвращаю, — сказал я директору.
— Что это значит?!
— Понимайте так, что в обличье ключа и замка этого я вам возвращаю домик на Харгите.
— Да почему?
— Потому что сторожем больше не буду, с этим покончено.
Больше я слов даром тратить не стал, не слушая уговоров, забрал свое февральское жалованье — мне его наконец-то выдали и сказали при этом, что Шурделан и Фусилан по своей воле явились в середскую жандармерию.
— Это Маркуш сотворил! — кивнул я.
И мы с Блохою ушли.
Дома я обо всем поведал отцу и прямо объявил, что больше на Харгиту не вернусь. Не знаю, что разглядел во мне отец, но только он против ничего не сказал, помолчал немного, потом спросил:
— Что делать-то собираешься?
— Куда-нибудь в город подамся. С Блохою.
— В город? Зачем?
— Затем, — сказал я, — чтобы отыскать брата моего Каина, по чьей вине нам, Авелям-Абелям, худо живется на свете.
Ничего мне отец не ответил, пошел нанимать телегу, чтобы перевезти с Харгиты наш нехитрый скарб. Покуда он ездил, мы с Блохой побывали на могиле у матушки, и там, у ее могилы, я поклялся, куда б ни забросила меня жизнь, всегда оставаться верным знамени бедных и угнетенных судьбой.