Абель-Фишер

— Иногда говорят, — ответил Абель, — будто разведчик, постоянно находясь под угрозой ареста, свыкается с этой мыслью и у него притупляется чувство осторожности. Надо мной такого сознания не довлело, хотя смертельная опасность всегда была рядом. Как солдат свыкается с мыслью о гибели в бою, так и разведчик сознает наличие такой печальной возможности. Я старался думать лишь о том, как лучше выполнить порученное задание…

— Не раз вспоминали мы с Рудольфом Ивановичем и книгу Донована «Незнакомцы на мосту», — продолжает Мутовин. — Я все интересовался у Абеля, прав ли был Донован, писавший, что во время судебных заседаний русский полковник не беспокоился за свою судьбу. Действительно ли не было волнений?

— Уже вернувшись в Союз, — признался Абель, — я часто размышлял, почему я не волновался за себя. Думаю, что мой арест заставил меня прежде всего думать о том, как уберечь от провала своих помощников. А думая о них и спасая их, я старался избавиться от мысли о собственной судьбе.

Спросил я Абеля и о том, как и когда узнал он о захвате Пауэрса.

— Об этом мне стало известно через неделю после того, как его сбили. — Абель улыбнулся, воспоминание было приятным. — Тогда я находился в тюрьме. Была тяжелейшая скука. В такие минуты лучше всего отвлекают математические расчеты, которыми я и занимался. Неделю я не знал, что происходит в мире. И тут вдруг в окно камеры кто-то протянул мне газету. Бросился в глаза заголовок, что под Свердловском сбит американский самолет U-2, а пилот Пауэрс схвачен русскими и ему грозит суд как шпиону.

— О чем вы сразу подумали?

— Это была приятная новость. — Абель откинулся на спинку стула, провел ладонями по голове. — Первой была мысль, что враг попался и будет наказан. Но когда стало известно, что Пауэрсу присудили всего десять лет и из них только три года тюрьмы, я счел наказание довольно мягким. Мне-то «за пребывание на территории США без регистрации в государственном департаменте» по закону должны были дать максимум пять лет, а «влепили» тридцать.

И завершая невеселую тюремную тему, хочу все же вернуться к роли Абеля, связанной с добыванием атомных секретов. Я уже писал здесь, что обсуждать этот щекотливый вопрос с Рудольфом Ивановичем не довелось. Однако у меня, изучившего все публикации, все связанное с этим проектом, сложилось твердое убеждение — роль Абеля в этом направлении колоссальна. Доводилось слышать от некоторых, будто Рудольф Иванович возглавлял в Соединенных Штатах резидентуру, имея полномочия лично от Вячеслава Михайловича Молотова. Через Абеля прошли чертежи, материалы, образцы атомной бомбы. Их передавали ему его связники, «Волонтеры», Коэны. Все эти великие секреты им доставлял из атомной лаборатории Лос-Аламоса ученый Млад — он же Персей. Как же было ускорено — и благодаря Абелю — установление паритета с американцами в этом виде вооружений! Испытание в 1949-м нашей первой атомной бомбы вызвало у них шок. Скорее всего, именно это событие заставило Штаты прекратить атомный шантаж и, возможно, спасло мир от надвигавшейся катастрофы.

А теперь мне бы хотелось представить Абеля с другой, еще малоизвестной пока стороны. Ведь он — активнейший участник Великой Отечественной войны на тайном фронте.

Абель и Гейне

До последнего времени об этом, в отличие от американского периода жизни Абеля, известно было немного. Но мне повезло. Приезжая в Москву в служебные командировки, я всегда навещал своего бывшего шефа полковника в отставке Виктора Усватова. Вот и в тот раз позвонил ему из гостиницы на Маяковке и сразу получил предложение заглянуть: они с женой Ксенией пригласили гостей, и если приду, ожидает меня интересное знакомство. Действительно, знакомство с генерал-лейтенантом Павлом Анатольевичем Судоплатовым получилось интереснейшее. Ксения и жена генерала Эмма — дальние родственницы, детство провели вместе, и две семьи поддерживали отношения дружеские. Так что разговоры велись откровенные. К тому же мужской состав компании принадлежал к одному ведомству.