Аарон

Ей хотелось на свободу. В холод, под дождь, куда угодно. Прочь из этой машины и от этой компании, прочь из квартиры, из города, с Уровня. В эту минуту она отдала бы все до последнего цента и заложила половину души, лишь бы мужчина в очках навсегда пропал из ее жизни.

Умер.

— Давай я еще раз спрошу тебя. А ты подумай над ответом, хорошо?

— Хорошо.

— Хорошо подумай. И не торопись.

В горле пересыхало все сильнее. Ночь уже не казалась свежей, ночь казалась затхлой и прелой, как сырая могила.

— Ты ведь не хочешь уйти от меня, радость моя? Тебе ведь нравится моя компания, потому что ты любишь быть "нижней" и потому что я — твой Господин?

Прежде чем ответить, Райна долго молчала. Не потому что сомневалась в ответе, а потому что до колик в животе боялась произнести его вслух. Однако раньше или позже ей предстояло это сделать.

— Нет, не люблю. И ты никогда не был и не будешь моим "Господином".

В тот вечер он впервые изнасиловал ее — жестко, в анус. А после, на скорчившуюся от боли и унижения помочился сверху.

*****

Надкушенный бутерброд в руке застыл; телевизор Райна больше не смотрела. Вместо этого она вспоминала — зачем‑то вновь погрузилась в тот кошмар, который случился с ней на Тринадцатом, да так и не забылся при Переходе.

Нет, забылся — частично, — но не весь. Из памяти выпало множество деталей и подробностей — в ней — в памяти, — как в изъеденном мышами сыре, появились зияющие дыры — прорехи и пустоты, пытаясь коснуться которых, она всегда испытывала головную боль.

Она бежала. В ту же ночь. Выбросила на помойку телефон, по которому ее могли выследить, наспех собрала сумку, с которой раньше ходила в спортзал, захлопнула дверь и отправилась, куда глаза глядят.

Кажется, к какой‑то подруге.

Где та жила? Как ее звали, как выглядела? Все ушло — глухо. А после помнился приют для бездомных: рваные одеяла, жесткая лежанка, запах немытых тел, жуткая, будто сваренная в мусорном баке из отходов, пища… Она скиталась? Да. Где‑то пряталась, кантовалась, хоронилась подальше от чужих глаз. К друзьям не шла, наверное, потому что не желала их подставлять. Или боялась, что Джокер ее вычислит?

И были ли они у нее — друзья?

Нет воспоминаний. Ушли, как стертые вирусом данные. Вот только почему среди "нестертых" остался Аарон? И почему Джокер? Как самые сильные, сформировавшие психологическую зависимость?…

Додумать Райна не успела — в кармане завибрировал телефон.

— Вы по поводу завещания? Что‑то в нем не так — мне стоит вернуть деньги?

Она опять ошиблась в скоропостижных выводах; высокий и долговязый юрист Доры, посетивший ее во второй раз, покачал головой.

За окном кабинета цвел погожий день, но солнечный свет, будто опасаясь нарушить мрачноватую атмосферу кабинета, проникал сквозь тяжелые портьеры осторожно; лишь два ярких пятна протянулись по паркету от стены почти до самого стола — остальное тонуло в привычной серости.

— Простите, я так и не спросила вашего имени.

— Франк Маннштайн.

— Очень приятно. Я… — она чуть было не сказала "Райна" и тут же прочистила горло, — Марго. Марго Полански.

— Да, я знаю.

Конечно, знает — он видел ее имя в завещании.

Райна откинулась на высокую кожаную спинку кресла, которая заканчивалась выше ее макушки, — не женское кресло, мужское. В нем она всегда чувствовала себя некомфортно.

"Как бродяжка на троне".

Зачем она вообще сохранила этот кабинет в том виде, в котором он изначально присутствовал в просторной квартире? Почему не переоборудовала его под что‑то другое? Это все риэлтор — он так сладко пел про "имидж" и "престиж", что она в какой‑то момент поддалась — по — новому взглянула на обшитую дубовыми панелями комнату и решила, что она ей — мрачная и мужская — по душе.

Оказалось, не по душе. Как и попытки с важным видом, сидя в гигантском кресле, пускать пыль в глаза.

Пыль давно кончилась. Важный вид рассеялся. А кабинет остался.

— Так чем обязана, мистер Маннштайн?

— Можно просто Франк.

Дружелюбный жест Райна оценила, однако называть юриста Доры просто Франком ни за что бы не решилась: сие предложение — просто вежливость, не более.

— Зовите меня Марго.

— Мисс Полански, с вашего позволения.

Обмен любезностями состоялся. Пришел черед переходить к делу — с формальностями покончено; чай был предложен еще на входе.

— Я вот по какому поводу, — Маннштайн огляделся в поисках кресла или стула, куда мог бы присесть, но, не найдя такового, притворился, что вовсе не удивлен. Стулья отсутствовали; юрист деловито приподнял брови и продолжил говорить. — Перед тем как покинуть этот мир, уважаемая мисс Дора Данторини попросила меня ознакомиться с кое — какими бумагами.

— Моими.

— Да, вашими. Документами.

— Приговором.

— В каком‑то смысле.

— В прямом смысле, — Райна начала злиться — к чему ходить вокруг да около? — Да, Дора говорила, что у нее на примете имеется юрист, которому она собиралась передать для ознакомления мои бумаги. Я так поняла, что она их вам передала, а вы ознакомились. Ничего не нашли?

Она была уверена, что не нашел. Ни один самый умный черт в этом мире ничего бы не нашел там, где бралась за дело Комиссия…

— Нашел.