Откуда ей в голову явилась эта чудесная идея — попробовать нарисовать не Канна, а все, что косвенно относилось к нему и той поздней зиме (самой чудесной зиме в ее жизни), — она не знала, но депрессия вдруг отступила, а краски и кисти ожили в ее руках. И за двое суток, прерываясь лишь на короткие перекусы, Райна нарисовала четыре картины: дом в Девенпорте, кухню — их кухню, — дверной проем в хозяйский кабинет, где напротив окна виднелось скрипучее кожаное кресло, и… тапки.
Странно, но тапки ей запомнились просто отлично — огромные, разношенные, как затопленные рыбацкие лодки, жесткие и вечно холодные. Она носила их каждый день — когда убирала прихожую, когда изредка выбегала на улицу, чтобы вынести переполненный мусорный мешок, когда пекла прощальный торт…
Нужно нарисовать еще шкаф с книгами, висящие рядом на стене остановившиеся часы и постель Аарона — ту самую, укрытую пледом, короткую, куда, наверное, не помещались, если вытянуть, его ноги…
Ей вдруг стало легко. Эти картины, в отличие от тех, где она пыталась изобразить его лицо, удавались — вдохновение не оставляло ни на минуту; Райна устряпалась разноцветными пятнами, как маляр, но на ее лице впервые за долгое время играла улыбка. Она все помнит, помнит… То место, где она была счастлива, ту погоду, ту атмосферу — комнаты, крыльцо, прихожую, цвет пуховика, который они вместе выбрали для нее в магазине.
Не замечая мира снаружи, держа в руках кисточку, Райна полностью погрузилась в воспоминания.
Ее собственная кухня — куда просторней и богаче той, что все еще витала в воображении, — тонула в вечернем синеватом свете. Пустая, гулкая, такая же одинокая, как хозяйка. Хромированная поверхность просторной раковины, гладкий и белый бок похожего на объект из фантастических фильмов холодильника, яркие диодные лампочки индикатора температуры воды — этих — местных — деталей Райна не замечала.
Вместо дождливого лета, заглядывающего в окна пентхауса и ласкающего подоконники каплями, она продолжала тонуть в уютной, давно канувшей в прошлое зиме — там было хорошо и спокойно, там было правильно, там был он. В Девенпорте до сих пор хрустел под подошвами снег, там она была другой — живой и целой, — там будущее еще не было определено и потому манило ласковой неизвестностью.
В холодильнике еще остался кусок ветчины и хлеб, Райна наскоро соорудила "холостяцкий" ужин, заварила чай. Во второй раз за этот необычный и удивительно теплый по настроению день задумалась о том, что ей все‑таки стоит вернуться к мечте и заняться тем, чем всегда хотелось, — созданием дизайна ювелирных украшений. Нужно будет купить блокнот — нет, лучше альбом — и начать рисовать. Изгибы дужек, окружности колец, их витые и сложные детали; подбирать под оправы формы драгоценных камней.
Зачем, почему она так долго откладывала любимое занятие в дальний ящик? Ведь теперь есть деньги, теперь можно не просто рисовать, но и воплощать нарисованное в реальности — начать серийный выпуск, открыть сеть салонов, придумать имя.
"Поиграться бы со своим настоящим именем и его — Аарона — фамилией. Придумать что‑то такое — эдакое, чтобы никому не понятно, какой за всем кроется смысл, и чтобы красиво звучало…"
Из размышлений ее вывел пикнувший в кармане телефон — пришла смс.
Номер оказался странным и незнакомым — странный код, странные цифры, — но текст очень быстро все прояснил:
"Объект по вашему запросу не найден. Одна четвертая от запрошенной суммы изъята с вашего счета за проделанную работу. Успехов!"
Райна прекратила жевать бутерброд и отложила его в сторону — пропал аппетит.
Нет, она была готова к плохим новостям — по крайней мере, ей казалось, что она была готова, — но теплое воздушное настроение тут же ускользнуло в трубу.
За окном накрапывало; на кухне сделалось совсем темно — под потолком автоматически зажглись неяркие желтоватые лампочки. Забылся не купленный блокнот, испарились мысли про название для новых салонов, вдруг снова забылась мечта — обиженно мелькнула хвостом и скрылась в наваливающемся тумане депрессии.
Райне хотелось вновь провалиться в ту зиму — юркнуть в нее, как в теплую норку, схорониться там до лучших времен и заснуть. Но в стекла продолжало настойчиво и монотонно стучать сырое и равнодушное лето.
— Вы по поводу моих бумаг?
Следом за смс — не прошло и пяти минут — позвонил юрист Доры. Попросил принять его — сообщил, что это важно, но причину визита из холла внизу пояснять не стал; Райна нажала кнопку открытия дверей подъезда.
Сейчас он поднимется и скажет, что тоже ничего не нашел. Ни одной зацепки, ни одной неверно сформулированной фразы — ни — чего — го. Как же, ведь это Комиссия! Неужели они могли где‑либо ошибиться? Быть такого не может…
Настроение продолжало стремительно портиться. И почему плохие новости никогда не приходят в одиночку?
Она приняла его в кабинете, как и положено человеку, чье состояние начинает затыкать за пояс всякое "хочу" и настойчиво водружает во главу всего извечное "надо". Надо прилично выглядеть, надо вести себя подобающим образом, надо проявлять манеры…
Манала она это гребаное "надо"!