А жизнь продолжается

Он берет с собой Беньямина, они садятся в лодку аптекаря и гребут вдоль берега. Время от времени они окликают пропавшую и, суша весла, прислушиваются, не откликнется ли она. Глубина у берега всюду большая, дно уходит отвесно. Легкая зыбь, огромные валуны, морская трава, медузы. Остров был не так уж и мал, чтобы обогнуть его, заняло около часу. Стало смеркаться.

Баркас поплыл в обратную сторону.

На острове осталось четверо человек, они искали по двое, по очереди, в аптекаревой лодке, и продолжали поиски, пока была видимость, а потом пришлось дожидаться рассвета. Там был доктор, на тот случай, если понадобится откачивать. Август остался как моряк и подручный, лорд — просто потому, что он дельный парень, который умеет грести, а кроме того, он потребовал, чтобы его оставили. Четвертым был почтмейстер, несчастный муж. Он еще раз взобрался на вершину острова и постоял там некоторое время, хотя в такой темноте разглядеть ничего нельзя было.

Может быть, им придется обшаривать дно. В лодке у аптекаря лежала кошка, а еще у них был небольшой багор. Но если потребуются приспособления посолиднее, нужно будет ехать на материк.

Им хватило кошки. Нашли ее Август с почтмейстером. Когда они гребли вдоль северной оконечности острова, Август вдруг почувствовал, что ухватил что-то, и это что-то поддалось, и он смог его подтащить. Оказалось, кошка крепко зацепилась одной лапой за пояс ее пальто.

Почтмейстер сказал:

— Она была до того близорука, она оступилась и упала.

После двенадцати часов в воде ни о каком откачивании не могло быть и речи.

XXXIV

Пятница.

Жизнь продолжается.

Нанятые аптекарем плотники стучат молотками и забивают гвозди, обтесывают и строгают бревна, как будто в городе никто и не умирал. Стеффен наконец-то набрал людей и приступил к молотьбе, его молотилка тарахтит на всю Сегельфосскую усадьбу. Боллеман с товарищами добуривают последние отверстия, к вечеру они закончат, а завтра утром зальют основание. У всех, у кого есть флаги, они наполовину приспущены, но жизнь продолжается, да, и даже почтмейстер в положенное время явился в свою контору, приготовившись, видно, размыкивать зимой свое горе. А что ему еще остается! Зато лорд отставил с утра всякую стрельбу, отчасти потому, что всю ночь прободрствовал, отчасти желая проявить некоторое уважение к несчастью, которое постигло город.

Поспав пару часов, он выходит из своей комнаты и сразу же сталкивается с фрекен Марной — надо сказать, что после вчерашнего она уже не так его избегает и слово из нее вытянуть не так уж и трудно, — он сталкивается с ней, она до того красивая и цветущая, и совсем оттаяла, и, быть может, сподвигнется на то, чтобы приехать когда-нибудь в Англию. Не исключено. Она спускается с ним в столовую к позднему завтраку и вместе с фру Юлией выслушивает его рассказ о том, как они провели вечер и ночь и как нашли утром тело. Лорд качает головой и говорит, до чего же ему грустно было слушать почтмейстера.

— А что он сказал?

— Нет, слов было мало. «Молодое существо, — сказал он, — и такая музыкальная и веселая и счастливая. Но она была очень близорука, — сказал он, — она упала… упала… и сама не заметила». Ужасно! Что это такое, что есть на носу?

Обе дамы вздрагивают, хватаются за нос и не понимают, в чем дело.

Он улыбается:

— Нет, нет, что это такое она не имела на носу?

— А-а… очки?

— Да… Нет!..

— Пенсне?

Ну да, пенсне! Он просил ее всегда надевать пенсне, а она не хотела. Оно висело у нее на шнурке.

Марна улыбнулась:

— Уф, я уж подумала, у меня что-то на носу!

Фру Юлия тоже не могла удержаться от улыбки:

— Я чуть было не побежала к зеркалу!

— Какие я говорю глупости, — сказал лорд.

Ничего подобного, дамы не представляют, как он за пару месяцев в Финмарке сумел так хорошо выучить норвежский, это же просто чудо.

— Да нет, — сказал лорд, — я выучил его вовсе не там!

И что же открылось? Ребенком лорд провел двенадцать лет в Дурбане, где постоянно торчал на борту какого-нибудь норвежского корабля и с утра до вечера говорил по-норвежски. Нет, в Финмарке он просто освежил в памяти свой норвежский времен Дурбана. Да и то половину он успел уже позабыть. Так что никакое это не чудо.

И все равно, дамы считали, это просто поразительно, что он может так хорошо объясняться.

Когда он говорил с Марной вчера на острове, то не мог объясниться. Правда ведь?

Марна медленно залилась краской.

Но может быть, ему позволят приехать зимой и поучиться еще?

— Добро пожаловать! — сказала фру Юлия, протягивая ему руку.

Он держался так просто и естественно, в нем было даже что-то от портового мальчугана из Дурбана, ни следа английской деланности, ни слова про куропаток, он сидел в той же рубашке, что и спал, со съехавшим набок галстуком.

Марна возьми и спроси: выходит, он сегодня не пойдет на охоту?

— Пойду во второй половине дня, — ответил он. Для того он сюда и приехал. Но подвозить его не надо, пусть старик не встает…