А жизнь идет...

Он прилгал себе два-три года, и они стали ровесниками.

— Я вдова и всё такое, — сказала она.

— В таком случае и я мог бы считать себя вдовцом, — сказал он, придавая своим словам особое значение.

Она была очень счастлива, он был ей дорог, она прижалась к нему, отвела его бороду и сама поцеловала его. Ну, и конечно, она знала это искусство, вполне была обучена ему.

Он: — Подумать только, что я даже не знаю, как тебя зовут.

— Лидия.

— А меня зовут Конрад.

Они оба весело смеялись над тем, что только теперь представились друг другу, что так забавно поздно вспомнили об этом, и таким неважным это им показалось.

Зашло солнце, стало прохладно, и надо было идти домой.

— Если б у тебя был ключ, — сказал он, — мы могли бы войти сюда.

Она: — Я не знаю, есть ли там хоть что-нибудь, на чём можно было бы сидеть.

— Давай посмотрим!

Они подошли к домику и, загораживаясь от света руками, стали глядеть сквозь стекла. Они ходили от окна к окну, она зашла за угол, чтобы заглянуть в окно двери, и вернулась — бледная, как смерть.

— Нет, не на чем сидеть, — сказала она и потянула его за рукав. — Пойдём.

Она увидала что-то. Второй раз увидала она что-то у той двери.

Когда они сошли уже немного вниз, внезапный рёв нарушил тишину.

— Что это такое? — спросил он и остановился.

— Да ничего! Пойдём же!

— Но ведь что-то было?

— Пьяный, вероятно. Внизу мы встретим рабочих и спросим их.

Но рабочие ушли, на дороге не было ни души.

Хольм: — А может быть, это какая-нибудь сирена, знаешь, с таким пронзительным, адским криком?

— Вероятно, — ухватилась она за эту мысль, — конечно, это такая сирена.

— Или индейцы?

— Ха-ха-ха!..

Они расстались внизу, на лугу, но их могли бы увидать из усадьбы, и они не поцеловались. Они не посмели даже взять друг друга за руки.

Хольм только снял шляпу.

— До свидания! До завтра!

Он был в каком-то состоянии удивления после события дня и не мог тотчас же отправиться домой и спокойно сидеть там. А так как идущий на юг почтовый пароход только что обогнул мыс, он решил зайти сперва на пристань.

Он увидал ящики с товарами, которые должны были отправить, и другие, которые принимали; повсюду виднелось имя Гордона Тидемана — товарообмен, торговля. Тут же присутствовали обычные зрители: собаки, дети и взрослые, слышался обычный лязг цепей и шум машины. Зато Александера против обыкновения не было на пристани; вместо него Стеффен отправлял ящики с копчёной лососиной.

Повар в белом полотняном костюме и белом колпаке вылил за борт ведро помоев и привлёк несколько чаек; после повара пришёл машинист и высыпал пепел. Матросы и путешественники сходили и входили на пароход, боцман стоял у трапа и проверял билеты.

Консул приехал в своём автомобиле, он въехал на пристань и хорошо был виден всем. Вот он вышел из автомобиля, в нарядном костюме, в блестящих ботинках, жёлтых перчатках, сказал несколько слое капитану на мостике, обратился к Стеффену и спросил, почему нет Александера, окинул взглядом всю пристань, отдал кладовщику приказание относительно новых товаров, поглядел на часы, опять сел в автомобиль и укатил.

Шикарный господин!

Хольм поглядел ему вслед. «Мой пасынок, — подумал он. — Чёрт возьми, ведь это мой собственный пасынок! Её зовут Лидия, меня — Конрад, мы согласны...»

С парохода сходит путешественница. Лицо у неё старое, но умное и живое; на ней длинное чёрное платье и пальто, в руках она держит зонт и корзинку. Очутившись на пристани, она оглядывается, по какой-то причине решает обратиться к аптекарю и спрашивает его:

— Извините, не можете ли вы указать мне гостиницу?

— Это я могу, — отвечает аптекарь и приподнимает шляпу. — Идёмте со мной, я тоже иду в гостиницу. Позвольте, я понесу вашу корзину.

— Нет, благодарю вас, — улыбаясь отвечает дама. — Я достаточно стара, чтобы нести её самой. Вы живёте в гостинице?

— Нет, я живу в аптеке. Я здешний аптекарь.

— Так, вы аптекарь. Я сразу увидала, что вы что-то особенное. А вы хотели нести мою корзину!

Они пришли в гостиницу, и аптекарь сказал:

— Мой гость.

Вендт поклонился.

— Гость? — сказала дама. — Я бы не сказала этого. Мне хотелось бы иметь только маленькую комнатку, если вы согласны приютить меня. Еда у меня с собой.

Вендт опять поклонился:

— Добро пожаловать!

Дама: — Вы очень добры. И потом, если у меня и есть еда с собой, то все же мне надо ещё чашки две-три кофе за которые я заплачу. Так хорошо и удобно, когда обо всём сговоришься заранее.

Она надела пенсне и быстрым почерком заполнила опросный лист: «Паулина Андреасен, из Полена. Незамужняя».

— Годы свои я боюсь написать, а то вы подумаете, что я такая дряхлая, что наделаю вам хлопот. Но вы этого не думайте.

— Возраст можно и не писать, — сказал Вендт.

Она: — Аптекарь был таким молодцом, что проводил меня сюда, и я очень вам благодарна, аптекарь! Знаете, — обратилась она к хозяину, — аптекарь хотел нести мою корзину. Я никак не могу помириться с этим!

— Да, аптекарь знает, как понравиться дамам! — Хозяин указал на опросный лист и сказал: — Только укажите, пожалуйста, ваше занятие.