А жизнь идет...

Осе была высока ростом и смугла; говорили, что отец её был цыган, а мать — лапландка. Она пришла в лопарской кофте, длинной, как юбка, держалась гордо, выступала, как царица, и говорила медленно и серьёзно. Она до сих пор была ещё красивой женщиной, но очень грязной, а несколько лет тому назад была, вероятно, очень хороша и лицом и сложением. Она считалась лопаркой и была одета, как они, но на её кофте не было ярких вышивок и всякой другой пестроты, как обычно бывает на лопарских кофтах; это была спокойная, коричневая одежда. Только с левой стороны на поясе у неё висели всевозможные побрякушки: ножницы, ножик, принадлежности для шитья в виде костяной иглы и жилы, вместо нитки, трубка и табак, кремень и трут, серебряные монеты и таинственные штучки из кости. Осе постоянно скиталась, бог знает, когда она спала. Она бывала и в Южной и в Северной деревне в один день, хотя никогда не торопилась.

Вдруг она появлялась посреди избы. Когда приходила Осe, дети умолкали и забивались в углы. Она приходила без всякого дела и ни о чём не просила, но хозяйка всегда давала ей несколько зёрен кофе или щепотку табаку, чтобы задобрить её. Хозяин из вежливости спрашивал, откуда она идёт и куда держит путь, и получал должный ответ. Он мог также спросить:

— Слыхала, Солмунд и его лошадь упали вчера в водопад?

— Да, — отвечала Осе, но с таким видом, будто эго вовсе её не касалось.

— А разве Солмунд не знал, что на такой лошади опасно ехать так близко от водопада?

— Ты спрашиваешь меня, а я собиралась спросить тебя!

— А бедный Тобиас, у которого был пожар на той неделе, — ты ничего больше не слыхала о нём? Ты ведь ходишь повсюду и встречаешь людей.

— Ничего, — отвечала Осе.

Она сидела с отсутствующими глазами и думала о чем-то своём, иногда бросала взгляд карих глаз, зловещий и непроницаемый. Что её занимало, о чём она думала? Может быть, ни о чём, просто от природы была меланхолична, а может быть, томилась любовной тоской. Она не была замужем и жила в хижине у древнего лопаря, который никак не мог быть её любовником. Осе, вероятно, всё ещё была невинной девой, тридцатилетней с чем-то невинностью и все ещё красивым созданием. Странная она была. Она говорила на хорошем местном наречии, но медленно, и умела делать многое, чего не умели другие лопари. Осе была не без способностей. Хотя читала она с трудом, а писать совсем не умела. Если случалось ей принять участие в вечеринке и её угощали, она охотно пила водку и могла выпить много, не пьянея. Она вставала и говорила:

— А теперь мне, пожалуй, пора дальше.

— Да ты и так придёшь вовремя, — из вежливости говорил хозяин.

— Мне надо в Северную деревню. Там ребёнок опрокинул на себя котёл с кипятком.

Хозяйка в ужасе восклицает:

— Тогда тебе надо поспешить, тебе надо поспешить!

— Я приду как раз вовремя! — говорит Осе и кланяется. — Оставайтесь с миром!

Хозяйка провожает её и держит что-то в руке, а руку прячет под фартуком. Когда она приходит обратно, муж напряжённо глядит на неё и спрашивает:

— Она не плюнула?

— Нет.

Все в доме с облегчением вздыхают, дети опять начинают шалить и дразнить друг друга:

— Ты здорово побледнела, — говорит старший брат маленькой сестричке.

— Я?! Я могла бы подойти и потрогать её, — хвастается сестра.

Но нет, Осе была слишком таинственна, маленькая сестричка не посмела бы дотронуться до неё, сделать это не посмели бы даже взрослые. Справедливо или нет, но про Осе говорили, что она может ворожить, может вылечивать животных, а иногда и людей, и приносить несчастье тем, у кого плюнет на пороге. Она окружала себя тайной: «Я приду как раз вовремя!» Люди, которые верили в её искусство, присылали за ней, никто не смел ей противоречить, все боялись попасть в немилость.

— Замолчи! — сказала мать. — Не говори об Осе! Может быть, она стоит неподалёку и все слышит сквозь стену.

— Я говорю только, что сестрёнка боялась, — бормочет мальчик.

Другие дети вмешиваются, они заступаются за самую маленькую:

— Уж скорее старший брат сам струсил!

Потом они все злорадно смеются, и старший брат развенчан.