А. З.

Воцарилась могильная тишина. Максим всем телом ощутил её холод. Зябко поёжился, подтянул застёжку куртки до подбородка и посмотрел на небо. Там по-прежнему виднелась дымчатая окружность, только в этот раз её края стали шире и дымка вздымалась клубами, словно под чёрной паутиной ворочались полчища пауков.

Вынырнув из раздумий, Бузук достал из-за пазухи фляжку:

— Помянем.

— Так вот что он спёр! — догадался Жила.

Братки поочерёдно сделали по глотку. Максим и Хирург отказались.

— Учись у Сявы, — проговорил Бузук, закуривая.

Проверяя, сколько коньяка осталось во фляжке, Жила потряс её возле уха:

— Чему?

— Гвоздь нарвался, теперь он жмур.

— Ну?

— А Шнобель?

— Что — Шнобель? — спросил Жила, возвращая фляжку Бузуку.

— Почему он сидит под избой?

Жила издал смешок:

— Ты что-то путаешь, Бузук. Я забил его до смерти.

— Насколько я знаю, трупаки не ползают. А этот приполз.

На лице Жилы отразилось неподдельное удивление.

— Не может быть!

— Иди сам посмотри.

Сява рванул к избе первым. За ним шли Максим и Хирург. Бузук и Жила шагали в хвосте.

— Я видел кровь, — говорил Жила, — будто кого-то волочили. Решил, сбежал твой дружок, а Хрипатый его отмудохал и приволок обратно. На Шнобеля я даже не подумал.

Сява скрылся за углом избы. Почти сразу прозвучал его пронзительный голос:

— Бузук, быстрей!

Братки и Максим поспешили на крик.

— Сюда, сюда, — протараторил Сява, выглядывая из дверного проёма, как из скворечника.

Максим вместе со всеми поднялся на крыльцо и переступил порог.

К потолочной балке привязан шнур, в петле висел Шнобель. Под его ногами в растёкшейся луже лежал перевёрнутый табурет. Пахло прелой соломой, кровью и мочой.

~ 25 ~

Сява по-босяцки сплюнул на пол и, глядя на висельника, произнёс авторитетным тоном фразу, явно услышанную в разговоре более умных приятелей:

— Самый проверенный способ распрощаться с жизнью.

Хирург с отстранённым видом отошёл к окну и уставился в проём между досками. Бузук и Жила молчали. На их физиономиях читалась растерянность. Максим тоже подметил некоторые странности. И тоже молчал, хотя так и подмывало спросить: «Как ему удалось?»

Бузук засунул ладони в карманы. Стараясь не ступать в лужу мочи, поддел ногой табурет и исхитрился установить его под Шнобелем. «Ловко!» — подумал Максим и вновь переключил внимание на детали, которые лишь подтверждали догадку: зэк повесился не сам.

После смерти человека его тело немного удлиняется — известный факт. Однако ботинки висельника не доставали до сиденья. Значит, Шнобель, стоя на табурете, даже на цыпочках, никак не мог накинуть себе на шею петлю. И уж точно не сумел бы обмотать шнуром потолочную балку. Ему попросту не хватило бы роста и длины рук.

Похоже, к такому же выводу пришёл и Бузук. Он потоптался возле стола, пытаясь разглядеть на столешнице отпечатки подошв. Наверняка предположил, что Шнобель забрался на стол, чтобы смастерить виселицу, и оттуда спрыгнул. В голове Максима мелькнула подобная мысль, но её он сразу отмёл. Тот, кто бесповоротно решил покончить с собой, не ищет трудностей. Вокруг полно подходящих для этой цели деревьев. В той же избе оконный проём заколочен досками. Использовать верхнюю доску намного удобнее и проще, чем балансировать на краешке стола, чтобы дотянуться до того места, где сейчас привязана к балке верёвка. Шнобель — истощённый, искалеченный уголовник, а не циркач.

Максима удивила ещё одна деталь: безупречный висельный узел. В колонии все умеют вязать такие узлы?

Проведя по волосам растопыренной пятернёй, Бузук запрокинул голову и посмотрел на шнур:

— Сява, это тот самый обрезок, который я тебе дал?

— Вроде бы.

— Как он оказался у Шнобеля?

— Не знаю, Бузук.

— Что значит «не знаю»? Я дал тебе обрезок, потом дал моток.

— Ну да.

— Моток ты привязал к колодцу.

— Ну да, — кивнул Сява.

— А обрезок куда дел?

— Вернул тебе.

Бузук повернулся к Сяве:

— Ты ничего отдавал.

— Да нет же, вспомни.

— Ты ничего не отдавал! — повторил Бузук, чётко выговаривая каждое слово.

— Наверное… — Сява поковырялся в ухе. — Наверное, я оставил у колодца. А Шнобель, когда сдристнул со жратвой, упёр и верёвку.

— Чтобы набить брюхо и повеситься?

— Ну откуда я знаю, Бузук? Он вылез из-под дома с той стороны. Пробегал мимо колодца, вот и зацапал.

Жила потерял терпение:

— Что-то я не врубаюсь… К чему эти расспросы? Этот мразота испоганил хату! Где мы будем спать? Под кустом?

— Хрипатый! — крикнул Бузук. — Поди сюда!

Затрещала садовая лестница. Скрипнули ступеньки крыльца. Придерживая на плече ремень ружья, Хрипатый переступил порог избы и с удивлением уставился на висельника.

— Ты что-то видел? — поинтересовался Бузук.

Хрипатый мотнул головой.

Бузук нахмурился:

— Совсем-совсем?

Хлопнув ладонью себя по груди, Хрипатый указал на потолок и сложил ладони домиком, как бы говоря: «Я был на крыше». Прижал палец к уголку глаза и поочерёдно указал на присутствующих. «Я наблюдал за вами».

— И ничего не слышал?

Хрипатый притронулся к уху и снова указал на братков. «Я слышал вас».

Бузук в задумчивости потёр подбородок и направил взгляд на Жилу:

— Говоришь, заблудился?

— Кто? Я? — переспросил Жила.

— Ты.