А. З.

~ 19 ~

— Половину хавчика спрячьте в рюкзак, — велел Бузук. — Остальное поделите на восемь ртов.

Разрезая булку хлеба на две части, Жила скривил губы:

— Шнобеля тоже считаем?

— Считаем, — откликнулся Гвоздь, снимая обёртку с плавленого сырка.

— Не тебя спрашиваю.

— Бузук не попугай, чтобы повторять дважды.

Они явно не друзья, того и гляди подерутся из-за пустяка, подумал Максим и, поймав на себе косой взгляд Жилы, вымолвил:

— Я не голоден.

Ему и правда не хотелось есть, хотя он понимал, что необходимо подкрепиться. Не сейчас. Чуть позже, когда приутихнет головная боль и перестанет тошнить.

— Баба с возу, — хмыкнул Жила. — Делю на семерых.

— Решил объявить голодовку? — подал голос Бузук.

— Да шучу я, шучу, — буркнул Жила и, отложив ножик, ударил варёным яйцом о стол.

Максим скривился. Каждый звук отдавался в затылке набатным звоном. Холод тягучей волной растекался по мышцам. Тело изнутри будто покрывалось инеем. Травма щедро одаривала Максима мерзкими ощущениями.

Послышались шлепки босых ног по крыльцу.

Покраснев от натуги, Сява поставил бадью на угол стола:

— Тяжёлая, зараза! Вода нормалёк. Пить можно.

Бузук поднялся с табурета и первым припал к ведру, придерживая его обеими руками, чтобы ведро не соскользнуло с доски. Он пил долго, переводя дыхание между судорожными глотками. Братки наблюдали за ним, облизывая сухие, покрытые белым налётом губы. Даже Жила забыл о делёжке еды и заворожённо глядел, как Бузук, наклоняя бадью, приседает всё ниже, делает вздох и опять вливает воду в себя, как в бездонную бочку. Но никто не поторапливал главаря.

Один Сява довольно лыбился: он не только напился у колодца, но и смыл пот с лица и прошёлся мокрой ладонью по ершистым волосам. Совсем юный и с виду безобидный паренёк, волей судьбы закинутый в компанию матёрых преступников. Наверняка попал за решётку по глупости. Вместо того чтобы отбыть короткий срок и выйти на волю, решился на побег и превратился из хулигана в соучастника убийства. Теперь огребёт по полной.

Смахнув пыль со второго табурета, Сява сел и принялся очищать яйцо от скорлупы, тихо напевая:

— Я много юбок поднимал, но так любви и не узнал, и никого за то не упрекал.

Шнобель неподвижно стоял на крыльце, не решаясь переступить порог. Он напоминал дворняжку, которой запрещалось входить в дом. А сам дом… Максим с недоумением повёл глазами влево, право. Окно и входная дверь отдалились друг от друга, стены раздвинулись. Изба снова увеличилась в размерах! В ней уместились семеро — не считая Шнобеля, — и оставалось ещё достаточно места.

Максим учащённо поморгал. Зажмурился, насколько позволили отёкшие веки. Снова поморгал. Зэки, внимательные и подозрительные, обязательно заметили бы, что комната, если можно так назвать единственное помещение в избе, стала намного больше. Но они молчали. А значит, ему это кажется! Похоже, после удара в переносицу нарушилось зрительное восприятие пространства.

Наконец Бузук утолил жажду и опустился на табурет. Толкаясь и поругиваясь, Жила, Гвоздь и Хрипатый с жадностью хлебали воду из бадьи. По шеям и курткам стекали ручейки; капли горошинами отскакивали от половиц.

Хирург втиснулся между братками и изловчился наполнить два пластмассовых стаканчика. Один дал Максиму. Он осушил стакан залпом и не почувствовал во рту влаги — будто воздуха глотнул. Видать, изменилось не только зрительное восприятие — к чертям полетели рецепторы.

— Ещё? — предложил Хирург.

— Не откажусь, — произнёс Максим и, наблюдая, как Хирург окунает стаканчики в ведро, помассировал озябшие пальцы. Холод добрался до лица, стянул кожу, вереницей мурашек кружил под волосами.

В этот раз Максим пил маленькими глотками, чтобы почувствовать вкус или запах воды. Она ничем не пахла, да и нос плохо дышал. Зубы отстукивали дробь по пластмассе.

Хирург притронулся к его шее:

— Чего кожа в пупырышках? Замёрз?

— Немного.

— Нарушилось кровообращение. Последствие травмы. — Хирург начал расстёгивать свою куртку. — Сейчас согреешься.

— Я не надену.

— У меня пуловер тёплый.

— Я не ношу чужие вещи, — прошептал Максим и добавил: — Никогда.

— Ну как знаешь, — кивнул Хирург, проталкивая пуговицы обратно в петли. — Тебе надо лечь. В нынешней ситуации сон — лучшее лекарство.

Максим отвернулся. Что Хирург знает о ситуации? Ровным счётом ничего.

— Я тут подумал… — начал Жила и умолк на полуслове, вытирая рот рукавом Андрюхиной кофты.

Максима передёрнуло. Хотелось сорвать с зэка кофту и спрятать её подальше от грязного тела и помойного рта. Максим заложил руку за спину и стиснул кулак. Успокойся!

— О чём? — спросил Сява, раскладывая на столе ломти хлеба.

Поправляя воротник, Жила ударом ноги выбил табурет из-под паренька. Тот врезался подбородком в край стола, с гулким стуком свалился на пол и ящерицей юркнул в сторону.

— Каждая пипетка мнит себя клизмой, — проворчал Жила и расположился на освободившемся сиденье.

— Сдурел? — возмутился Хирург.

— Не встревай, Айболит. Двое в драку, третий в сраку. Слышал такое?

— Удар исподтишка ты называешь дракой?

— Не лезь, говорю! — рявкнул Жила.