А. З.

Уронив голову на грудь, Олег всхрапнул и что-то пробормотал. Сидя рядом с ним, Андрей веткой скинул с карты муравьёв и поднялся. Потирая ладони, посмотрел на краешек солнца, изрезанный кронами. Прошёлся туда-сюда, вглядываясь в чащобу.

Прозвучал сигнал о низком заряде батареи. Андрей по привычке похлопал себя по штанам и кофте и уставился на спящего Олега:

— Тьфу ты! Это ваш… Он же разрядился. — Встал перед Олегом на колени. — Я вас обыщу, можно? — И выудил телефон из кармана ветровки.

Дисплей никак не отреагировал на нажатие кнопки включения. Андрей ощупал куртку и запустил руку во внутренний карман:

— Ё-моё! Дядя Олег! — Потряс его за грудки. — Вы мой мобильник прикарманили. Я выронил, а вы, получается, подняли.

— Сейчас поедем, — пробормотал Олег и улёгся на бок.

— Куда поедем? Надо Максима вернуть. Дядя Олег! — Андрей вскочил на ноги, снял с плеча ружьё. — Как из него стрелять? Дядя Олег!

Направил ствол в небо и, зажмурившись, нажал на спусковой крючок. Щёлк.

— Да что ж это такое! Дядя Олег! Оно не стреляет. Так… надо снять с предохранителя. Где тут предохранитель?

Всё испробовав и не добившись результата, Андрей попытался разбудить Олега, но тот, не открывая глаз, нёс какую-то ахинею. Плюнув, Андрей закинул ружьё за спину и побежал по тропинке, выкрикивая: «Максим! Телефон нашёлся! Максим!»

~ 12 ~

Шестеро… Прячась за кустом калины и стискивая в кулаке рукоятку ножа, Максим покосился вправо, влево, ощупывая взглядом каждый листочек, каждую веточку, каждый сантиметр видимого ему пространства, — вдруг он кого-то не заметил? Их шестеро…

Люди сидели на свободном от зарослей пятачке и что-то обсуждали. Голоса — приглушённые до полушёпота, без эмоциональной окраски — сливались в монотонное бормотание, которое и привлекло внимание Максима. Тайге не присуща монотонность как пейзажа, так и звуков.

На деревенских не похожи. Те одеваются более опрятно, даже если идут пасти коров. А на этих мешковатая, замурзанная одежда, предназначенная скорее для грязной работы в цеху, чем для походов. Сквозь аромат хвои и трав пробивался запах пота и дешёвого табака.

В заповеднике вырубка леса запрещена, но лесничество могло направить сюда бригаду для очистки территории от валежника и сухостоя. Однако ни топоров, ни других подручных средств у мужиков не наблюдалось.

Долг спасателя требовал выйти из укрытия и поинтересоваться, кто они такие и куда держат путь. И оказать помощь, если люди заблудились. Однако Максим стоял как вкопанный. В незнакомцах настораживало всё, начиная с искривлённых ботинок без шнурков и заканчивая одинаковой короткой стрижкой.

Двоих Максим видел со спины. Они сидели ссутулившись, опустив руки на согнутые колени. Грубая ткань курток обтягивала торс и топорщилась гармошкой на плечах. Одно из заданий на последних тренировочных сборах, на которые ездил Максим, заключалось в визуальной оценке выносливости рядового человека. Спасателям надлежало выбрать из толпы тех, кто, по их мнению, с лёгкостью выполнит то или иное физическое упражнение, например, залезет по канату до отметки или пробежит по стадиону несколько кругов без передышки. Эти двое, несмотря на сухощавость, залезут куда угодно и пробегут сколько надо.

Третьего назвать мужиком не поворачивался язык. Молодой, можно сказать, юный. В нём всё было острое: нос, подбородок, кадык, плечи, локти, колени. Паренёк постоянно что-то делал: то поёрзает, то почешется, то штаны отряхнёт, то рукава подтянет. Непоседливый и суетливый по натуре, он с большим трудом удерживал себя на одном месте.

Четвёртого Максим видел в профиль. Широкий лоб, правильной формы нос, выразительные губы, строгий подбородок. Худоба придавала внешности незнакомца некую интеллигентность. Он не участвовал в разговоре. Глядя в пустоту, с отрешённым видом перебрасывал шишку из руки в руку. Казалось, что в этой компании он очутился случайно. И вообще, это не его одежда, не его окружение, не его уровень. Этакий декабрист в ссылке.

Пятый ютился в стороне от приятелей. Он вроде бы с ними и в то же время пребывал в тоскливом одиночестве, будто его кто-то обидел. Если бы Максима попросили составить словесный портрет незнакомца, он бы описал его как тщедушного человека средних лет располагающей наружности. Разве что большой нос слегка портил лицо.

В шестом угадывался начальник. Невысокого роста, плотного телосложения, на вид — далеко за пятьдесят. От остальных он отличался не только сединой, но и манерой держаться. Сидел расслабленно, ноги вытянуты, одна закинута на другую. Пальцы сцеплены в замок на животе. Упираясь затылком в ствол сосны, он взирал на товарищей с жёстким прищуром. Кивал редко, говорил мало, с ленцой.