А вот был случай (рассказы геолога)

И я с удовольствием пошел. Одним из его спутников была молодая девушка Ирина, с именем которой у меня связан целый эпизод впоследствии. Я заверял небольшой перспективный участочек на речке Укукит и отобрав сверху вниз с десяток мешков с элювием склонов с шагом по 50 м промыл его и установил, где изобилие спутников резко обрывается. На следующий день, захватив треногу с магнитометром, мы полезли на склон с твердым намерением открыть кимберлитовую трубку. Выйдя на намеченную точку, я заметил какое-то светлое пятно на лиственнице. Это был затес, на котором было написано: «Трубка ИРИНА открыта». Год и подпись – «Белик». Это был год нашей встречи на Улах-Муне. Ни следов от просек магнитной съемки, ни закопушек видно не было. Мне было обидно.

И еще. Дойдя с ними до устья, мы поужинали, они стали ставить палатку, а мы с Беликом с ружьишками «отошли оглядеть окрестности озер» рядышком. Я искоса поглядывал, не проплывет ли ондатра, как посреди озера вынырнула гагара. Видимо, она заметила наше появление и нырнула. Гагары вообще очень чуткие. Но они редко когда улетают, предпочитают нырнуть и выплыть где-нибудь подальше. Я вскинул свою малокалиберную снайперку, на что Белик удивился:

– Ты что, это же гагара!

Надо сказать, что местные гагару и за дичь не считают: и мясо жестковато, и обдирать сложно. А я же ем ее с удовольствием – жестковата, зато мяса много и навар для бульона дает. А ощипывать и не обязательно, снимаешь кожу чулком и все. Я ни уток, ни куропаток больше не ощипываю, просто обдираю.

– Да я разок стрельну, на удачу, – ответил я, понимая, что если попаду, придется раздеваться и плыть за ней.

А стрелять из снайперки – это не значит «наверняка»! Она хорошо приближает цель, но, если ошибешься с расстоянием, да еще по такой малой цели, да на воде – все равно промажешь. И я промазал.

– Пусть живет! – сказал я с облегчением, думая про себя, что и утка жива и плыть не пришлось.

Они и к рыбе так же относятся. Привыкшие к хорошей рыбалке и местные и наши из «старой гвардии» щуку и налима, например, и за рыбу не считают. Наш Иваныч, радист и завхоз партии (после Лачевского), доставая из сети щуку, презрительно выкидывал ее на берег, называя «сардоном». А мы, молодежь, после того, что видели на прилавках в рыбных отделах наших магазинов, уплетали ее, только дай. А какие котлеты мы наделали из здоровенной щуки, попавшейся нам в сеть на Колыме – до сих пор вспоминаю, облизываясь.

И еще. Вернувшись с Беликом к лагерю, мы еще попили чайку, они стали готовиться к ночлегу, а я «отошел оглядывать окрестности озер» рядышком. Подстрелил там двух ондатр и, придя к палатке, подвесил тушки на лиственницу где-то на уровне головы. Забравшись в палатку, тоже улегся – у меня был спальник-пуховик. Как я был наивен! Наутро на месте тушек я обнаружил возле лиственницы только кусочек требухи, и ту на моих глазах «подобрал» старенький Тюха. Молодой пес просто встал на задние лапы и сдернул тушки с дерева.

«Вот так похвастался», – подумал я. А Белик сказал:

– Ондатра для собаки как лакомство.

Тоже было обидно. Но винить некого, сам виноват.

Закончив работы на верхнем участке, мы загрузились в 500-тку, сплавились на наш первый лагерь и стали ждать эвакуации. Дело это не быстрое, вертолет то занят, то «на форме», то на спецзадании или санрейсе… Здесь мы встретили и первый снег в начале сентября.

Я, правда, успел сходить к тем двум озерцам в устье и добыть нескольких ондатр. Так что на шапку хватило. Но особенно запомнилась ночевка в избушке с большой щелью между потолком и стенкой. Я затапливал большую печку (видимо хлебную), засыпанную галечником, запихивал ее дровами, долго ли нарубить, и шел в сумерках на озера. По темноте возвращался, клал на прогретую печку какой-то деревянный щит, дремал в тепле, поглядывая на звезды, а с рассветом шел опять на озера. На каждом озерке оказалось по выводку, уже подросшему.

Итак, мы спокойно подсобрали снаряжение, просушили и свернули 500-тку, заколотили ящики с образцами, Всю посуду и ведра сложили в большой фанерный ящик от лодки, снесли все на вертолетную площадку и прикрыли брезентом, придавив его теми же ящиками и лодкой. Оставили только личные вещи, рацию, спальники, кастрюлю и чайник…

Когда прилетел вертолет, мы загрузились и вылетели в Жиганск. Так прошел мой первый полевой сезон на речке Улах-Муна на участке Верхне-Мунского кимберлитового поля.

Самые прекрасные воспоминания, прекрасный сезон, прекрасные дни…

Но это не конец рассказа, это только вступление ко второму сезону!

2. Кимберлиты. Сезон второй

В Москве мы готовили материалы о проделанной работе и составлению альбомов дешифрируемости кимберлитовых тел. А их всего на Сибирской платформе было выявлено около 300 «штук». Пока получалось, что дешифрируются на аэроснимках около 15%.

– Где же твоя хваленая статистика? – сказал как-то Осташкин. – Что же ты ни одной не нашел?