А теперь держи меня

Максим зажмуривается. Что-то говорит, а я лишь сильнее вжимаю пистолет в лоб парня, потому что ни черта не слышу. Тошнота подступает к горлу, но я сдерживаюсь из-за всех сил, чтобы содержимое желудка не вырвалось наружу.

— За… пись… Запись… Посмотри диск, — почти скулит Макс. — В нагрудном кармане. Запись с камеры наблюдения…

Я кривлюсь, медлю. Лишь через несколько секунд рукой отодвигаю куртку парня и нащупываю в кармане диск. Отступаю, продолжая держать парня на мушке.

— Ты что, серьёзно? — уже и забываю о присутствии Крис. — Веришь ему про запись? Он же…

— Заткнись, Крис, — огрызаюсь я.

Мне сейчас не до нытья. Я так напряжена, что даже сама себя боюсь. А ещё мне страшно из-за испуганного взгляда Максима, наблюдающего за мной, потому что из-за него мне кажется, что я превращаюсь в Арчи, будто становлюсь такой же гнилой, отвратительной, мерзкой.

Стараюсь не выпускать парня из виду — достаю ноут, включаю его и запускаю диск. Через несколько секунд на экране разворачивается видео. Палата, в которую должны были перевести Егора после операции. Я узнаю её, потому что рядом с дверью стоит цветок в горшке практически с меня ростом.

— Перемотай, — бормочет Макс.

И я перематываю вплоть до того момента, как у палаты кто-то появляется. Останавливаю, чуть отматываю назад. Вот он. На нём белый халат, накинутый поверх обычной одежды. Человек подходит к двери, осматривается по сторонам, заходит в палату, а через несколько минут вывозит оттуда Егора на медицинской кровати. Шторм спит или без сознания, я не знаю. Зато я узнаю человека, который, прежде чем уйти, словно специально поднимает голову и смотрит прямо в камеру.

— Да ну нахуй… — тянет Кристина, склонившись над ноутбуком. — Что за…

— Посмотри, что у него в руках, когда он входит в палату… — тихо бормочет Макс.

Я снова перематываю на момент, когда человек только-только подходит к дверям. Останавливаю запись. Присматриваюсь.

— Мак, — замечает Крис. — Ты сказала, что…

— В палате были лепестки мака, — заканчиваю за неё.

Быть этого не может. Почему он? Почему именно он?

Да что, мать его, здесь вообще происходит?

50

10 Years — Ghosts

Флэшбек — 23.

Я просыпаюсь в объятиях Егора, впервые за долгое время ощущая себя на нужном месте. Я там, где должна бать, там, куда вёл этот долгий тернистый лабиринт, который пришлось преодолеть не только мне, но и Штормову. Я здесь, лежу на медленно вздымающейся груди парня, крепко обнимаю его за талию, и боюсь даже подумать о том, что случится, когда Егор проснётся.

Лежу долго, пока темнота комнаты не начинает рассеиваться из-за пробивающихся сквозь неплотно прикрытые шторы солнечных лучей. Утро. Рано. Так рано, что буквально ощущается эта напряжённость, сдавливающая со всех сторон. Ни шума машин на улице, ни криков, ни голосов соседей. Ничего.

Не в силах больше представлять момент пробуждения Штормова, я осторожно приподнимаюсь на локте и внимательно смотрю на его спокойное безмятежное лицо. Что он скажет, когда проснётся? О чём подумает? Как посмотрит на меня?

Вдруг заявит, что всё это была огромная непростительная ошибка? Как с Машей, когда он переспал с ней, поддавшись эмоциям.

Его волосы покромсанные, неровные — постригла я его так себе. Синяки под глазами, щетина, чуть приоткрытые губы. Не смотря на всю небрежность, Егор красивый. Безумно привлекательный и невероятно сексуальный, и я сжимаю челюсть, вспоминая проведённую вместе с ним ночь. Его прикосновения, поцелуи, движения, взгляды. Так страшно думать о том, что всё это может никогда не повториться…

А затем я осторожно выпутываюсь из его объятий, натягиваю бельё, надеваю футболку и на цыпочках покидаю комнату, тихо прикрывая за собой дверь. Пусть лучше наши объятия запомнятся мне приятными и тёплыми, чем дьявольски невыносимыми, если Шторм скажет, что всё это было ошибкой.

На кухне прохладно, потому что открыта форточка, но я не закрываю её. Ёжусь от холода, обнимая себя руками, подхожу к окну, беру с подоконника пачку «Кента» и прикуриваю.

Сонный город угнетает. Света в окнах противоположного здания нет, прохожих не видно, машин тоже. Какая-то собака роется в мусорном контейнере, разрывая зубами пакет. Я наблюдаю за животным, пока то не теряет интерес к помойке и не убегает.

Незнакомая квартира, чужой город, совершенно посторонние жители.

И я. Курю на кухне среди всего этого дерьма и трясусь лишь от одной мысли о предстоящем разговоре со Штормом.

Но он наступает куда раньше, чем я ожидаю, и даже застаёт меня врасплох. Холодные руки осторожно обнимают меня за талию, а горячее дыхание обжигает шею.

— Сбежала.

Я замираю, пытаясь справиться с неожиданной волной ужаса и смущения, не позволяющей мне даже пошевелиться. Хочу что-нибудь сказать, но голос отказывает, мысли путаются, рука с сигаретой вздрагивает почти у самых моих губ.

— Не хотела будить, — немного хрипло тяну я, чуть поворачивая голову.