А Саша делает, как может

Сель, только что закончивший спутывать ноги коню, только и успел, что крикнуть что-то вроде «Эхм», а леди Александра, за сохранность головы которой наставник обещал его собственную открутить, если не дай Ветра, что…. Уже исчезла в плотном тумане внезапно накрывшем поляну.

— Сель?! Это что было? — растерянно обернулся к нему Григорий. Сель только плечами пожал.

Подошел ближе к туману, попробовал сунуть туда руку. Получил по пальцам легким разрядом. Ойкнул, и принялся дуть на них.

— Сель?! Где Саша?

Это уже Генри и Аленка, ухитрившись не разлить из котелков воду, суетились около туманной стены.

— Судя по всему, она внутри, — проглотив пару десятков словесных оборотов на родном и могучем, сообщил Григорий. — Не ори на пацана, Генри, он здесь не при делах. Кто ж знал, что тут туманы такие бродят сами по себе.

— Никогда о таком не слышал, — пожал плечами Генри, лихорадочно просчитывая варианты. Магии он не ощущал, но и природным явлением назвать язык не поворачивался. Как-то не принято у матушки-природы эльфов воровать, хоть они и люди.

— Мы можем просто подождать, сказал он наконец. — Все равно дальше ехать уже поздно. Скоро стемнеет. И дорога за теми кустами заканчивается. Собственно, как и кусты. Дальше обрыв.

— Всегда с этой Санищей так, — заворчал Гришенька, старательно пряча за воркотней нешуточную тревогу. — Чуть отвернешься — а она уже испарилась в неизвестном направлении. Вечно во что-то вступит, то в «Орифлейм», то в другой мир, а то и вовсе — в брак.

— Саша в «Орифлейм» не вступала, — заступилась за подругу Аленка, уже пристроившая над костром котелок, и приготовившаяся варить кулеш. Она, в конце концов, слабая девушка, а здесь трое мужчин. Уж как-нибудь решат — что им надлежит делать.

— Кабы я не вмешивался — она бы и мимо коровьей лепешки не прошла, вновь забурчал Гришенька. — Вас же обеих хлебом не корми — дай куда-нибудь влезть. Желательно обеими ногами.

Аленка только махнула на него шумовкой. Она знала, что друг таким образом пытается скрыть тревогу.

Ладно, кулеш сварится, мужчины поедят, и тогда с ними можно будет общаться спокойно.

Пока она кашеварила, Генри и Сель, ушедшие на обход туманной стены, вновь встретились на том же самом месте.

— Купол, — сказал Генри на немой вопрос Гришеньки. — Примерно метров пять в поперечнике. Будем ждать. Вряд ли Сашку забрали надолго.

— Подозрение имеешь — кто? — спросил Гришенька, проворно расставляя на складном столике посуду.

Генри вновь пожал плечами, как бы говоря — подозрения, конечно, имеются, но говорить о них здесь он не собирается.

Сель, с задумчивым видом грызущий травинку, и вовсе никак не прореагировал.

Саша.

— Здрава будь, дитя, — услышала я голос, в котором ясно чувствовались отголоски бури. Красивый голос. Даже не голос — Глас. Таким с небес грешникам нотации читать — морозом продирает. Будто кто против шерсти погладил….

Обернулась, мельком отмечая, что нахожусь я…. Где-то. Вроде бы и та самая полянка, и в то же время вроде бы уже и не та. И спутники мои вроде бы и рядом — вижу Гришку, который через колено сучья ломает. И Сель все еще коня оглаживает. И даже бегущих Генри и Аленку вижу. Но будто сквозь туманную зыбкую пелену.

— И-и-и-и вам не хворать, — пискнула, наткнувшись взглядом на… кого-то.

На воображение я никогда не жаловалась. А сейчас оно мне отказало. Напрочь. Потому что таких мужчин в природе не существует. Во всяком случае, в нашем, земном, мире.

Клубились темно-сизые волосы, напоминая грозовую тучу. Бугрились мускулами загорелые руки, открытые до самых плеч. Могучий торс не могла скрыть потрепанная жизнью майка — не майка. Что-то отдаленно похожее на русскую косоворотку с обережной вышивкой по не застегнутому вороту. Круглое лицо с густыми темными бровями было по-своему прекрасно. Бросались в глаза полные губы, твердый подбородок, темные глаза. И нос — картошкой. Крупной такой картошечкой.

Страшно мне не было. Или я уже привыкла за последние месяцы, или просто стало начхать на все.

Или это существо не вызывало у меня подсознательного ужаса. Да что там — оно если что и вызывало — только почтение и восхищение. Как гора.

В самом деле — что Горе до букашки. И какое ей дело, что букашке тоже хочется жить? Переползать с травинки на травинку, удовлетворяя свои низменные инстинкты. Есть, спать, танцевать в солнечных лучах с другими букашками. Плодиться и размножаться….

— А ты хочешь плодиться? Что ж тогда сбежала?

В громовом голосе слышалась усмешка. Не злая. Как будто умудренный жизнью Отец посмеивается над героическими планами великовозрастного дитяти.

— Стрег ведь дал тебе такую возможность, дитя. И ведь не абы с кем повенчал. Принцы, знаешь ли, по дорогам не валяются.

— Ну, да, принцы не валяются. Это принцам прямо под копыта попаданки попадают. А принцы только что не за уши в храм тащат, — пробурчала я, стараясь отыскать в своей осанке царственность и величие. — А в моем случае даже перед алтарем постоять не пригласили. Хотя бы для приличия поинтересовались — хочу ли я замуж за его ушастое высочество. Поставили перед фактом….