А Саша делает, как может

— Значит, ты ничего не знаешь, — расстроенно заключил Ветер, отпуская мое запястье, которое жечь перестало. Наверное, потому что пальцы у Ветра ледяные были, весь жар сняли. — А то, как женой принца стала? Тоже не знаешь?

Я покачала головой.

— Если б ты не спала сейчас в гардеробной — я бы решил, что врешь, — хмыкнул Ветер. — И рисунок у тебя почему-то не на той руке, между прочим. По всем канонам он должен на левом запястье быть. Странно…. Нарушение канонов это, или все же нет?

— А ты сам-то что по этому поводу думаешь?

— Думаю, что это не кто-то из моих братьев такое учудил, — медленно, еще раз взглянув на рисунок, сказал Ветер. — Такими шуточками кто-то из наших старших родичей баловался раньше. Не придерешься: брак заключен по всем правилам, раз татуировка есть, да еще такая яркая…. Слушай, а вы брак того? Подтвердили?

Я сердито шмякнула Ветра по макушке муфтой. Подвернулась под руку.

— Не дерись! — фыркнул он. — Просто обычно такой насыщенный цвет получается, если брак закреплен по правилам.

— Разве что я в бессознательном состоянии находилась, — бурчу. — Вот сейчас проснусь — и пойду.

— Закреплять? — невинно поинтересовались у меня.

— Закреплялку отрывать.

— Ага. Ясно. Не переусердствуй там…. На принца у меня виды.

— Неужто сам за него замуж собираешься?!

— Сдурела?! Я мужик!

— У всех свои недостатки! — философски развела я руками. — Бывай, друг! Забегай при случае….

*** ***

Не успело мое высочество (я ж теперь прЫнцесса, ежли Ветер не соврал) выбраться из гардеробной, как на меня Энгельберт налетел

Как водится — орать начал.

— Леди! Извольте объясниться! Где вы были? Мы вас вот уже час по всему дому разыскиваем!

Нулевая степень «афигея». Глазки распахнуты во всю ширь, реснички хлопают так, что ветер поднимается. К груди туфельки бальные, все из того же шелка эльфийского, в тон платьюшку, серебряными цветами вышитые, прижимаю обеими ручками. В них я как раз должна «супругу богоданному» до подбородка достать.

— Уже съезжаются гости!

— А я-то при каких делах, Ваше Высочество? — интимным тоном шепчу, — Я ведь никто здесь. Думала, вам приятно сделать. На глаза не показываться….

— Вы отныне моя жена! Извольте соответствовать!

А самого едва не перекосило. От счастья, вестимо.

Морду лица царственного перекосило, а в глазах мУка с торжеством вперемешку. Видать, и сам еще не понял — кому бОльшую гадость сделал. Гостям, мне, или себе, любимому.

— А врать нехорошо! — назидательно поднимаю вверх пальчик указательный. Ага. Вместе с правой ручкой, с которой широкий рукав вниз съехал. И браслетик татуировки обручальной во всю силу заблестел.

— Я своего согласия на брак не давала! Венчания не было, пира венчального тоже не наблюдалось покуда!

— А это не важно, леди! Брак заключен, вот свидетельство — и пафосно так в татуировку тычет. — Наши боги сами решают — где, когда и с кем узами брака связывать. Вознесете им хвалу позже. За то, что ваша судьба теперь решена.

Смотрю я на личико это эльфийское, высокородное, и думаю — сразу в глаз дать? Или обождать, когда с закреплялками полезет?

— Теперь, леди Александра, вы моя законная супруга. Извольте пройти в свои покои, приготовиться к балу.

— Ты закрепи сначала! — доносится из-за угла шипение Генри. Уж его-то голосок я ни с чьим не спутаю.

М-да, так замуж я еще не выходила. Нет, я и не так не выходила, но так — уж совсем обхохотаться можно.

— С ума сошел? — снова шипит Генри, а я вижу, как супруг богоданный с себя рубашку стягивать начинает.

Изображаем первую степень «афигея». Щечками пунцовеем, в глазки недоверие пополам с восторгом и ужасом добавляем, на шажок — крохотный такой — отступаем.

— Сдурел? — трагик в Генри пропал, это точно. — Не в коридоре же! Вот, сначала это…

Рука с длинными пальцами протягивает Энгельберту коробочку.

— Поцелуй сначала, идиот!

Вторая коробочка появляется на той же ладони. Открытая. А в ней венец золотой тускло камушками поблескивает.

— Отныне и присно, во веки веков, вы, леди Александра, становитесь ветвью моего родового древа, — торжественно провозглашает почти что труп. — Вам оказана великая честь, ибо не случалось такого ни разу за все тысячелетия существования расы эльфийской, чтобы принц Азалийский назвал своей супругой человеческую девушку.

Изображаю вторую степень «афигея». Приподнимаюсь на цыпочки, ручки с туфельками еще сильнее к груди прижимаю, глазки полны восторженных чертей, которые там ирландскую джигу отплясывают.

— Будьте достойны венца, на вашу голову возложенного! — пафосно заключает труп, возлагая венец на мою растрепанную головушку. Я ж спросонья еще не успела себе парадную прическу накрутить. А высочество почти убитое уже сзади зашел и какую-то цацку на шее застегивает. Меня к себе разворачивает, а у меня….

Третья степень «афигея».

Я вся такая возвышенно-одухотворенно-воздушная, на цыпочках к принцу мечты тянусь, губки — лепестки розовые — для поцелуя сложила, реснички приопустила — чтобы чертями мужика не спугнуть.

— Целуй, идиот! — шипит Генри, высовываясь из-за угла. — Глаза прикрой, если уж совсем никак!