А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Том 2

] с большим жаром говорили в его пользу, что даже вызвало несколько ссор. Большинство же ничего не сказало, *так им и подобает!*

24. С. Н. КАРАМЗИНА

29 марта (10 апреля) 1837 г. Петербург

<…>; Суд над Дантесом закончен[1036

], его разжаловали в солдаты, выслали до границы под конвоем, а затем в Тильзите ему вручат паспорт — и всё кончено: для России он более не существует! Он уехал на прошлой неделе. Его жена едет со свекром, съедется с ним в Кенигсберге, а оттуда старый Геккерн отправит их, говорят, к родным Дантеса, неподалеку от Бадена. Вполне возможно, что ты их там встретишь. Нет необходимости говорить тебе: «Будь великодушен и деликатен». Если Дантес дурно поступил (а еще ведь один бог знает, в какой мере он виноват), он уже достаточно наказан: убийство на его совести, жена, которую он не любит (хотя, впрочем, он продолжал здесь окружать ее вниманием), положение в обществе очень поколебленное и, наконец, приемный отец, который может в любой день отказаться от усыновления и который, потеряв с бесчестием свое место в России, теряет также большую долю дохода. Балабин[1037

] провожал Дантеса до заставы; он говорил мне, что у того был чрезвычайно грустный вид, хотя он и отпускал время от времени плоские шутки, по своей привычке. Он вспоминал с большой горечью нашу семью, говоря: «Мнение общества, дорогой мой, для меня совершенно безразлично, но поведение Карамзиных по отношению ко мне глубоко меня огорчило, — они были почти единственными, кого я любил в Петербурге, с кем виделся ежедневно, а они не только покинули меня и не проявили ко мне ни малейшего признака интереса (я понимаю, Пушкин был их другом и они не могли более поддерживать со мной дружеских отношений), но они стали моими врагами, самыми ярыми, они говорили обо мне с ненавистью». Это совершенно ложно, и я не знаю, кто мог так гадко ему насплетничать. Некоторые так называемые «патриоты» держали, правда, у нас такие же речи о мщении, об анафеме, о проклятии, которые и тебя возмутили в Париже, но мы их отвергли с негодованием. Не понимаю, почему нельзя сожалеть без того, чтобы не проклинать. Никто, я в этом уверена, искренней моего не любил и не оплакивал Пушкина, но никогда чувство сожаления не сопровождалось желанием отомстить, наказать. Я нахожу, что это отвратительно, и ты так же думаешь, я знаю. Но мне всегда хотелось предупредить тебя, на тот случай, если ты встретишь Дантеса, чтоб ты был с ним осторожен и деликатен, касаясь этого предмета. <…>

25. С. Н. КАРАМЗИНА

13/25 апреля 1837 г. Петербург

<…> На днях Жуковский читал нам роман Пушкина, восхитительный: «Ибрагим, царский Арап».[1038

] Этот негр так обворожителен, что ничуть не удивляешься страсти, внушенной им к себе даме двора регента; многие черты характера и даже его наружности скалькированы с самого Пушкина. Перо останавливается на самом интересном месте. Боже мой, как жаль, какая потеря, какое всё оживающее горе! <…>

26. С. Н. КАРАМЗИНА

5(17) июня 1837 г. Царское Село

<…> На днях я получила письмо от Александрины Гончаровой и Натали Пушкиной.[1039

] Эта последняя пишет: «Вы хотите иметь от меня несколько дружеских слов для Андрея: сердце мое слишком живо ощущает дружеские чувства, которые он всегда к нам питал, чтобы отказать вам в этом; передайте ему сердечный привет и пожелание совершенно восстановить свое здоровье!» В своем письме я писала ей об одном романе Пушкина «Ибрагим», который нам читал Жуковский и о котором я, кажется, тебе в свое время тоже говорила, потому что была им очень растрогана, и она мне ответила: «Я его не читала и никогда не слышала от мужа о романе «Ибрагим»; возможно, впрочем, что я его знаю под другим названием. Я выписала сюда все его сочинения, я пыталась их читать, но у меня не хватило мужества: слишком сильно и мучительно они волнуют, читать его — всё равно что слышать его голос, а это так тяжело!» <…>

27. Е. А. КАРАМЗИНА

24 июня (6 июля) 1837 г. Царское Село

<…> Я хотела переслать тебе «Современник»,[1040

] но князь Петр В<яземский> сказал мне, что он отослал его еще в листах госпоже Смирновой, и я полагаю, что она тебе даст его. Скажи мне, получил ли ты от графини Паниной посылку с чаем, которую я просила ее передать тебе, и дошла ли она до тебя в хорошем состоянии и, главное, с хорошим запахом. «Чем богата, тем и рада». Что же иное посылать тебе отсюда, как не чай или деньги; я их и посылаю столько, сколько могу.

28. С. Н. КАРАМЗИНА

15-16(27–28) июля 1837 г. Царское Село

<…> Твое мирное свидание с Дантесом меня совершенно удовлетворило: я его немного опасалась. Передай Сашеньке Смирновой, что я ее целую и нежно люблю: так ли уж ложно думать, что ты в нее немного влюблен? На днях я получила письмо от Натали Пушкиной, она просит передать тебе привет. Она кажется очень печальной и подавленной и говорит, что единственное утешение, которое ей осталось в жизни, это заниматься детьми. <…>

29. С. Н. КАРАМЗИНА