А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Том 1

— Нет, мы за Гатчиной — наше место-то, Суйда прозвище, ганнибаловская вотчина была, там они все допрежь того и жили: и Осип Абрамыч, и Петр Абрамыч, и еще один, не помню, как звали… один-то совсем арап, Петр Абрамыч, совсем черный… вот оттуда нашу семью-то и взяли сперва в Кобрино, надо быть вотчину Пушкиных, а оттуда в Петербург, к Александру Сергеичу-то…

— Стало быть, он родился в Петербурге?

— В Петербурге, и Ольга Сергеевна в Петербурге; а Миколай Сергеич и Лев Сергеич — эти в Москве.

— Смирный был ребенок Александр Сергеич или шалун?

— Смирный был, тихий такой, что Господи! все с книжками, бывало… нешто с братцами когда поиграют, а то нет, с крестьянскими не баловал… тихие были, уваженье были дети.

— Когда же он отсюда уехал?

— Да Господи знает! Годов двенадцати, надо быть, уехал…

— И с тех пор уж ты его не видала?

— Нет, видела еще три раза, батюшка: была у него в Москве, а вдругорядь он приезжал ко мне сам, перед тем, как вздумал жениться. Я, говорит, Марья, невесту сосватал, жениться хочу… и приехал это не прямо по большой дороге, а задами; другому бы оттуда не приехать: куда он поедет? — в воду на дно! а он знал… Уж оброс это волосками тут (показывая на щеки); вот в этой избе у меня сидел, вот тут-то… в третий-то раз я опять к нему ходила в Москву.

— Когда ж он у тебя здесь был? В каком году, не помнишь?

— Где нам помнить! Вот моей дочке теперь уж двадцать второй год будет, ей был тогда, надо быть, седьмой либо шестой годок…

— Когда ж он — летом приезжал или зимой?

— Летом, батюшка; хлеб уж убрали, так это под осень, надо быть, он приезжал-то… я это сижу; смотрю: тройка! я эдак… а он уж ко мне в избу-то и бежит… наше крестьянское дело, известно уж — чем, мол, вас, батюшка, угощать-то я стану? Сем, мол, яишенку сделаю! Ну, сделай, Марья! Пока он пошел это по саду, я ему яишенку-то и сварила; он пришел, покушал… все наше решилося, говорит, Марья; все, говорит, поломали, все заросло! Побыл еще часика два — прощай, говорит, Марья! приходи ко мне в Москву! а я, говорит, к тебе еще побываю… сели и уехали!.. После, слышно, уехали в Петербург… и полно ездить сюда! а там, слышно, уж их и нету! решился!

— Когда уж ты у него была в Москве-то?

— Да скоро после того, как они были здесь. Стояли тогда у Смоленской Божьей Матери, каменный двухэтажный дом…[25

] посмотри, говорит, Марья, вот моя жена! Вынесли мне это показать ее работу, шелком, надо быть, мелко-мелко, четвероугольчатое, вот как это окно: хорошо, мол, батюшка, хорошо… Точно, батюшка, — прибавила она немного погодя, — и любили они меня: душа моя Марья, я, говорит, к тебе опять побываю!..»

Так или почти так кончились ее рассказы об Александре Сергеевиче, и потом пошли уже повторения одного и того же. Больше я ее и не расспрашивал. Она угостила меня молоком, показала мне своих дочерей и внучат — и мы простились.

Я срисовал ту липу, под которой, как говорят, играл Пушкин, и домик, в котором жили Ганнибаловы. Но этой березы, где остались следы будто бы пушкинского карандаша, я снять не мог, потому что она стоит в чаще.

¹ Он похоронен в селе Вяземах, в ограде церкви. Село Вяземы, принадлежащее теперь князю Б. Д. Голицыну, замечательно по многим историческим памятникам и преданиям. Тамошняя церковь построена во времена Бориса Годунова. Внутри на ее стенах есть надписи на польском и латинском языках, а может, и на других, сделанные чем-то острым. Это следы пребывания поляков, проезжавших по этой дороге с самозванцами и с Мариною Мнишек. Иные надписи сохранились чрезвычайно хорошо, и, смотря на них, едва веришь, что над этими чертами пролетело около трехсот лет… однако ж разобрать их трудно. Я прочел только две. Одну на правой стене от главного входа. Roku 1618, w dizen wszystkich swietich Polonsky <1618 года в день всех святых Полонский> — где в слове wszystkich пропущено второе s — wszytkich, — и другую в алтаре, на одном из столбов, поддерживающих своды: Roku 1611. Hrabia «Граф»… kiewicz. <1611 года граф…..кевич.> Колокольня, принадлежащая к церкви, также построена при Борисе Годунове и имеет весьма оригинальную архитектуру: она похожа издали на высокие ворота, с калитками по бокам, где между вереями висят колокола. Пруд, находящийся в саду, против господского дома, вырыт также по повелению Бориса Годунова. Не имели ли эти предания какого-либо действия на воображение маленького Пушкина, вероятно бывавшего в Вяземах со своей бабушкой и матерью? Не этот ли храм, с его надписями, не эти ли пруды, с именем их основателя, рисуясь впоследствии в памяти поэта, навеяли на его душу первые думы о его Борисе Годунове?.. Из новейших событий, относящихся к Вяземам, мне известно одно: в 1812 году здесь стоял корпус Евгения Богарне. Сам маршал помещался в господском доме. Рассказывают, не к чести французов, будто бы они топили печи книгами княжеской библиотеки, но это едва ли вероятно…

↓

М. Н. МАКАРОВ[26

]

АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПУШКИН В ДЕТСТВЕ[27

]

(Из записок о моем знакомстве)