А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2

В дореволюционных и эмигрантских статьях о поэзии Хомякова (их немного, они весьма кратки), написанных с симпатией к поэту и его мировоззрению (Г. Князев, П. Матвеев, Б. Глинский, Э. Радлов, Н. Арсеньев, Б. Ширяев)[421], речь идет главным образом о совершенной личности поэта, о его глубокой вере, в стихах же особо выделяется тема России. При этом опровергаются ставший привычным после Белинского тезис об отсутствии дарования у Хомякова и тургеневский отказ видеть в стихах Хомякова хотя бы на грош признаки поэзии. Так, Б. Глинский, обобщая публикации о биографии поэта, о его богословских и даже юридических взглядах (не называя ни одного исследования собственно о поэзии), замечает: «Такое изучение приводит массу читателей к признанию исторической значимости духовного наследия Хомякова, освещает его тем светом правды, которую вольно или невольно, но тщательно скрывали, в интересах полемической борьбы, принципиальные его противники. <…> уже теперь начинает понемногу рассеиваться искусственно напущенный на этого писателя дым и чад русской публицистической литературы узко-тенденциозной окраски». А когда этот дым рассеется, то, по мнению Б. Глинского, Хомяков предстанет «как глашатай высшей правды жизни».[422] Однако предсказание о том, что истинная значимость Хомякова для русской культуры станет очевидной для всех, едва ли сбылось и к нашему времени. Уже на рубеже XIX—XX веков предавалась забвению христианская поэзия и А. К. Толстого, и А. С. Хомякова, неугодных либеральной «публицистической литературе», которая в то время имела силу и замалчивать, и искажать дух творчества поэтов, относящихся к первому ряду русской поэзии, переиначивать и высмеивать их биографии и взгляды с плебейским духом презрения.

Советские критики поддерживали авторитетность мнения Белинского о Хомякове, говорили о рассудочности, надуманности, рациональности стихотворений поэта. Иная точка зрения представлена в статьях В. В. Кожинова, В. Грекова и особенно М. М. Дунаева, в которых акцентируется внимание на христианской основе творчества Хомякова.[423]

В современных исследованиях христианский характер историософских воззрений, проявившихся в стихах Хомякова и Тютчева, не подвергается сомнению в силу совершенной очевидности, однако, будучи христианами в восприятии истории, в воззрениях на природу они, по мнению ученых, оказываются… пантеистами, что алогично по своей сути: невозможно одновременно мыслить Бога как Триединую Личность, Творца мира и как безличного духа, растворенного в природе.

Хомяков и Тютчев как глубокие мыслители не могли смешивать несоединимое. Оба поэта остро ощущали противоположность мира земного и горнего, «двойное бытие» и, конечно, не могли принять имманентизм, присущий пантеизму. Ни один из исследователей при утверждении пантеизма поэтов не опирается на сопоставительный анализ мировоззрений, не приводит развернутой, убедительной аргументации.

При этом отмечается близость как Хомякова, так и Тютчева к немецкой культуре, голословно утверждается влияние ранних натурфилософских работ Шеллинга на русских поэтов. Однако известно, что Тютчев отрицал сам философский подход к христианству, критиковал идеи и позднего, гораздо более близкого ему, Шеллинга[424]. Еще более странной представляется интерпретация творчества Хомякова Е. А. Майминым, наиболее подробно развивавшим мысль о пантеизме поэта, хотя и признавшим, что Хомяков не был шеллингианцем, но все же находившим в его стихах заимствования «шеллингианской образности и символики».[425]

Большинство советских исследователей в качестве аргумента, подтверждающего пантеизм любомудров, выдвигают то, что они восхищаются природой и обожествляют ее. По-видимому, источником подобного утверждения является незнакомство литературоведов с христианским воззрением на природу. Христианские и пантеистические взгляды на природу расходятся прежде всего в идее тварности мира. Отношение к миру как к дивному и чудному творению Божьему, для разума человеческого свидетельствующему о премудрости Божией, а для сердца и души являющемуся источником красоты, – характерная черта христианского восприятия природы. Согласно христианскому миросозерцанию, природа изначально пронизана божественными энергиями, благодать включена в самый акт творения мира, имеющий своим истоком Божественную Любовь[426], а позднее изливается в мир в Христовом воплощении. Человек воспринимает природный мир во всем его многообразии: как свидетельство божественного всемогущества, милости и мудрости[427], как мир изначально прекрасный, но поврежденный по вине человека грехом и вызывающий чувство жалости и ответственности за него, как мир, призванный к обожению вместе с человеком, как мир, наконец, не самодостаточный, от которого человеческий дух, превосходя природу, устремляется к высшему[428] – к познанию Творца помимо твари, в сиянии нетварных энергий.