А рассвет был такой удивительный

Тому лет пятнадцать назад младший сержант Лев Скакунов, как один из лучших водителей автомобильного батальона, был командирован под началом самого занудливого офицера части в Москву для получения на дивизионной базе спецмашины, укомплектованной новейшей засекреченной аппаратурой связи. Туда спокойно добрались пассажирским поездом. Без задержек получили технику. Лёва опробовал её ходовые качества, а офицер, связист по специальности, проверил, все ли на месте пломбы на опечатанной аппаратуре и в полном ли порядке документация. После чего чинно-ладно отправились, уже в кабине новой машины, в обратный путь. И вот тут-то относительно спокойная по сравнению со многими другими родами войск жизнь для младшего сержанта-автомобилиста и закончилась, дав такой крен, что до сих пор кулаки чешутся в жажде отмщения. Уже, увы, бессильно…

Но… есть, есть, оказывается, на свете справедливость! Как и всяким нормальным человеком, сморённым усталостью Лёвой снившийся ему сейчас чудесный сон воспринимался, естественно, не как сон, а как самая что ни на есть явная явь. Зал военного трибунала… на скамье подсудимых тот самый зануда-офицер. Строгий председательствующий зычно командует: «Вста-а-ть!»

Трясущийся от страха капитан-связист послушно вытягивается по стойке «смирно».

«Оглашается приговор по уголовному делу номер тринадцать дробь тринадцать тире тринадцать…

Капитана Барабанова разжаловать в рядовые и направить служить подсобным рабочим в свинарник части. Считать полностью доказанным в ходе судебного следствия то обстоятельство, что увенчавшийся переломом челюсти удар по его лицу, нанесённый младшим сержантом Скакуновым в процессе перегона спецавтомашины, совершён не из хулиганских побуждений, а исключительно как крик солдатской души, измученной и доведённой до отчаяния редкостной тупостью и злостной, неоправданной придирчивостью дурного начальника. Потому как недопустимо во время движения по заданному маршруту поминутно хватать добросовестного водителя за руку и указывать, как какую колдобину объехать, где тормозить, а где, наоборот, прибавить газку. Приравнять к вопиющей, противоречащей уставу и присяге, недостойной советского офицера и оскорбляющей нашу победоносную армию в целом трусости позорное убегание вприпрыжку вокруг машины так называемого отца-командира от смирного в повседневном поведении военнослужащего срочной службы, образцового, согласно служебным характеристикам, шофёра-отличника, верного и надёжного, согласно отзывам сослуживцев, товарища.

Последующее за этими постыдными для офицера-начальника фактами ещё и принудительное лечение младшего сержанта Скакунова в психиатрической клинике и досрочное увольнение из рядов Вооружённых сил СССР по состоянию здоровья его, почти совсем, можно сказать, непьющего трезвенника с неправдоподобным диагнозом «психопатия на почве алкоголизма» признать незаконным, а самого Скакунова перевести из разряда обвиняемых в потерпевшие по делу.

Восстановить потерпевшего Скакунова в прежней должности командира автоотделения с повышением в воинском звании на две ступени сразу, то есть до старшего сержанта Советской Армии.

В порядке компенсации морального ущерба разрешить старшему сержанту Скакунову в любое время в течение оставшегося срока его службы сколько угодно использовать поверхность пустой головы бывшего начальника связи батальона и бывшего капитана Советской Армии, а отныне младшего помощника свинаря рядового Барабанова по её прямому назначению, а именно – в качестве одноимённого, а вернее будет сказать однофамильного музыкального инструмента.

В настоящий же момент старший сержант Скакунов обязуется нанести своему обидчику подсудимому Барабанову пощёчину чести. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. К исполнению приступить немедленно!»

Вдохновлённый восторжествовавшей правдой Лёва с невероятной скоростью, согласно фамилии, скакнул к решётке, ограждающей скамью подсудимых от зала. Схватился за толстые прутья, чтобы раздвинуть их и выдать низложенному врагу причитающуюся ему индульгенцию на законном основании. Но, прутья не поддавались. Тут неисправимый безобразник Барабанов начал ещё и рожицы корчить, язык показывать, дразня Лёву. Взбешенный таким беспрецедентным хамством Лёва поднажал, опять безрезультатно. А Барабанов дразнился и дразнился. Лёва, содрогаясь, напрягался всеми мышцами…

Снаружи, за пределами жизнеутверждающго лёвиного сна, в реальном салоне реального «Мерседеса» происходящее выглядело примерно так: спящий вроде бы водитель крепко сжимал руками баранку и, ритмично повизгивая, пытался вырвать с корнем этот важнейший инструмент автомобилеуправления.

В такт ритмичным рывкам Лёвы покачивался в меру, дозволяемую своим технически-комфортным совершенством, и весь автомобиль. И хотя, благодаря указанному совершенству, качания эти вряд ли могли быть настолько ощутимы, чтобы причинить серьёзное беспокойство гораздо более безмятежно, чем водитель, спящим позади него пассажирам, тем не менее пассажиры пробудились.