А-Прогрессор

— Не уважаемого ли капитана Унара видят мои очи?! — Радостный возглас за спиной заставил владельца «Переганы» обернуться. Так и есть, слух его не обманул — перед ним стоял один из самых уважаемых на Аркахе служителей Единого тин Ламир.

— Мое почтение, многоуважаемый тин. — Унар согнулся в глубоком, полном уважения поклоне. — Безмерно рад вас видеть.

— А я-то как, Унар, вы бы знали! Как я рад! Все говорили, что вы погибли, но я истинно верил и молился за ваше спасение! И вот теперь я вознагражден тем, что вижу вас в здравии.

А может, именно мольбы несомненно добродетельного тин Каера помогли ему?

— Спасибо вам за молитвы, тин. — Капитан поклонился еще ниже, чем в первый раз. — Это было самое жуткое торговое предприятие, в котором мне довелось участвовать, а повидал я немало.

— Я вижу, вы заказали большое благодарственное служение за свое спасение?

— Да. И за упокой тех, кто никогда не вернется из моря.

— На вашем корабле многие погибли? — Голос Ламира был полон печали.

— Минула, слава Единому, меня чаша сия. Но вот «Ольсис» и «Лебедай» канули в морскую пучину прямо у меня на глазах. Из их экипажей никто не выжил.

— Даже капитан Омисис?

Унар собрался с силами, затрудняясь сказать правду: Омисис был племянником тина.

— Его ладья налетела на ледяную скалу, из тех, что способны плавать аки корабли. Мы не смогли никого спасти.

— Пойдемте на свежий воздух. — Тин Каер потянул Унара за локоть к выходу из церкви. — Расскажите мне подробнее, как погиб мой родич.

Они долго разговаривали, прогуливаясь по аллее аббатства. Унар не скрыл и своей слабости, и своего ужаса, когда видел гибель товарищей. Но больше всего капитан «Переганы» каялся за свой страх перед морем. Впрочем, это не было чем-то необычным. Ладьи и вообще все корабли Принциса были неприспособлены к плаванию в открытых водах. Точнее, даже ладья могла пересечь море при хорошей погоде. Но спокойные воды были лишь половиной успеха в таком предприятии. Второй составляющей в хождении по открытому морю являлось чистое небо. Оно было просто необходимо для навигации: днем ориентировались по солнцу, ночью — по звездам. Ведь в открытом море, вдали от берегов нет никаких иных ориентиров.

А торговому каравану, к которому присоединился Унар со своим кораблем, не повезло. Резкий и неожиданный шторм раскидал ладьи, разделив их на две группы. Первой группе повезло, ветер и течения не унесли их в море: после окончания буйства стихии они смогли сориентироваться по береговой линии и завершить свой путь. «Перегане», «Ольсису» и «Лебедаю» не повезло — их вынесло в открытые воды. А так как погода в этих широтах, да еще и в зимнее время, — это почти постоянно закрывающие небо плотные облака, то подобное плавание было невероятно сложным испытанием. Его успех зависел больше от удачи, чем от мастерства кормчего и экипажа судна. Капитаны, понадеявшись на удачу и приметы, повернули не туда, и их вынесло в те места, где плавают огромные белые скалы. Если бы моряки могли понять, где юг, где север, где восток, а где запад! Тогда они никогда не допустили бы такую ошибку! Но тучи настолько плотно закрывали небо, что было даже не понять, где встает, а где заходит солнце.

Унар говорил долго. И чем дольше продолжался его рассказ, тем мрачнее становился тин. В конце этой своеобразной исповеди капитану показалось, что Ламир плачет. Плачет без слез и всхлипов. Но это была настолько нелепая мысль, что Унар решил, будто ему и правда это почудилось…

Такова была восемнадцатая по счету попытка обойти запрет крылатого на общение с тин Каером. Большинство из них вообще срывались на этапе начальной реализации, некоторые доходили до середины. Были и, как мне казалось, удачные попытки, но все разбивалось о критичный ум Ламира. Я буквально сжевал свой хвост, пока погода дала новый шанс! Если и этот ход окажется неудачным, то я сдамся. Признаю свое поражение в борьбе за душу тина. Как ни жаль, но слишком много времени и ресурсов отнимает это противостояние. А время можно потратить и на иное, более глобальное и полезное в плане возможной выгоды дело. Я уже не верил в успех…

Реформа армии Бельграна, о которой спорили король и маршал, хоть и была «зарублена» в столь крайнем варианте, предложенном Маррисом, но об изменении своих вооруженных сил эти два ума думали непрестанно. Не могли не думать — складывалась очень благоприятная обстановка для восточного королевства. В том числе и для применения военной силы. Не сейчас, не сразу, а когда Кагр будет полностью уверен в своих тылах, под которыми он понимал не только поддержку знати, но и экономические предпосылки. Король готов был начать войну сразу, как только будет уверен, что подобное предприятие не подорвет его государство изнутри: не будет голодных бунтов, не развалится торговля — когда база, заложенная его указами, будет достаточно прочна, чтобы этого избежать.