А потом он убил меня

Я оборачиваюсь. Женщина, которая меня окликнула, кажется смутно знакомой; я надеваю на лицо улыбку и пытаюсь вспомнить, где ее видела, но она меня опережает.

— Наташа, — представляется она, протягивая руку. — Мы встречались на вечеринке у Крейга Барнса, наверное, года два назад, так что не переживайте, если не можете меня вспомнить.

Я пожимаю ей руку. Теперь я ее вспомнила, и она мне нравится. Она дружила с Беатрис, хотя между ними проскакивало тогда нечто странное. Как будто они когда-то были близки, но те времена прошли.

— Здравствуйте, Наташа, как вы?

— Ой, знаете, пока жива, — смеется моя собеседница, а потом ее ладонь взлетает к губам. — Боже, как же бестактно вышло, — бормочет она, и в первую секунду мне непонятно, о чем речь.

Николас вещает со сцены:

— Я непременно хочу сказать, что мне невероятно повезло работать с «Бадоса-пресс». Насколько мне известно, это лучшее издательство на свете!

Толпа смеется, а я не могу поверить, что все эти люди купились на Ника. «Никакой он не скромник, — думаю я, — просто изображает из себя лапушку. Он подделка, мошенник и вообще подозрительный, а вы все ему верите». Я чувствую отвращение и кошусь на Наташу, подняв бровь. Она мне улыбается. Думаю, мы друг друга поняли.

— Не хотите выпить? — спрашиваю я, заметив, что у нее нет пустого бокала, не говоря уже о полном; не понимаю, зачем ходить на подобные мероприятия, если не ради бесплатных напитков.

— Да, с удовольствием. По вашему выбору.

Я поворачиваюсь к бармену и прошу два бокала белого вина.

— Вот, держите. Ваше здоровье.

— Ваше здоровье.

Мы делаем по глоточку, обмениваемся любезностями, а потом она говорит:

— А я слежу за вашими успехами, Эмма, и они меня радуют. Кажется, когда мы познакомились, вы как раз попали в шорт-лист премии Пултона. Работаете сейчас над чем-то новеньким?

Забавно, раньше я ненавидела этот вопрос. Теперь он мне нравится.

— Да. Так уж вышло, что я пишу новый роман.

— Отлично. Надеюсь, он хорошо продвигается.

— Да, спасибо. А вы что поделываете?

— Как обычно, занимаюсь своей галереей. Все идет своим чередом, грех жаловаться.

Должно быть, я успела слегка набраться, потому что иначе никогда не задала бы вопрос, который сейчас слетает с моих губ:

— Помню, когда мы только встретились, нас познакомила Беатрис. Но мне показалось, ну не знаю, будто между вами черная кошка пробежала. Похоже, Беатрис было неловко. Вы поссорились? Конечно, это не мое дело, но…

— Ничего, все в порядке. У нас действительно были сложности, хотя я так толком и не поняла, в чем дело. Беатрис носилась с одной безумной идеей. Хотела, чтобы я притворилась, будто написала ее книгу, или что-то в этом духе. Не знаю точно.

Она машет рукой в воздухе, а у меня замирает сердце. Просто берет и останавливается. Напрочь. А когда снова начинает биться, то делает примерно пятьсот ударов в минуту, причем где-то в горле. Я чувствую, как краснею, и подношу руку к шее, надеясь, что выгляжу естественно.

— Знаю, — кивает Наташа, ошибочно приняв мой жест за проявление возмущения и снова помахивая рукой в воздухе, — полная глупость. Толком не пойму, чего она от меня хотела и почему вообще ко мне обратилась, но я, разумеется, отказалась, мол, к чему мне твоя книга, Беатрис? Я художница. С какой стати мне лезть в литературу?

Я оборачиваюсь к бару, залпом допиваю вино и отдаю бармену бокал с просьбой повторить. А потом снова обращаю лицо к Наташе и спрашиваю:

— И что дальше? — Сердце по-прежнему бешено частит.

— Ничего, — пожимает плечами она. — Но Беатрис ко мне переменилась. Как будто не могла простить отказ. Возможно, вы никогда не сталкивались с этим ее качеством, но она иногда бывала весьма эгоистичной.

— Правда? — изумляюсь я.

— Да, знаю, удивительно, учитывая, какой она была великодушной и замечательной, плюс все остальные качества, из которых состоял ее характер, но поверьте мне: если человек не шел у нее на поводу, то мигом становился персоной нон гранта.

— Ого!

— В любом случае дело прошлое. — Наташа снова всплескивает рукой.

Мне хочется спросить, знала ли она, о какой книге шла речь, но ей явно ничего не известно, ведь в противном случае она, по сути, знала бы и обо мне тоже.

— Не уверена даже, нашла ли Беатрис того, кто согласился ей помочь, — вторит она моим мыслям. — Хотя, если честно, я так до сих пор и не понимаю, о чем шла речь.

— Да, я тоже.

Я делаю большой глоток и оглядываюсь по сторонам в поиске каких-нибудь, каких угодно знакомых. Жажду поймать чей-нибудь взгляд и притвориться, будто меня позвали. Первая часть мне удается: я ловлю взгляд человека, которого не ожидала здесь встретить. Это Сэм; он разговаривает с кем-то, но уже заметил меня. Он улыбается и жестом показывает, что сейчас подойдет.

— Неудивительно, что вас она не стала просить о такой услуге, — продолжает Наташа.

— Почему? — Я снова смотрю на нее и делаю очередной глоток.