А потом он убил меня

Тут жарко. Я оглядываю зал, чтобы понять, есть ли в нем вообще вентиляция, и вижу на галерке море лиц. Там-то меня уже осудили. С точки зрения галерки моя виновность не подлежит сомнению, а сама я для них все равно что смертный грех. В ответ я испепеляю их взглядом: пусть наслаждаются хорошим зрелищем. Вот так. Надо же что-нибудь им скормить. А потом я замечаю ее, и сердце в груди замирает. Беатрис сидит на галерее и смотрит прямо на меня.

Без намека на улыбку она в своей излюбленной манере выгибает бровь, словно говоря: «Забавно тебя здесь видеть!» Меня пытаются разыграть. Ее не может быть здесь. Это невозможно. Беатрис мертва, и кому об этом знать, как не мне, убившей ее своими руками. Я крепко зажмуриваюсь и считаю до десяти, делая по вдоху на каждый счет.

— Миссис Ферн имеет доступ к неограниченным средствам, ваша честь, благодаря которым легко сможет исчезнуть.

Глаза распахиваются сами собой. Как, по его мнению, я могу исчезнуть? Перед входом уже толкаются, чтобы пробиться вперед, фотографы. Неужели прокурор всерьез верит, что мне удастся сбежать от этой брехливой стаи папарацци? Я поднимаю руку, чтобы сделать заявление, хочу сказать судье, что… но Кэтрин уже сообщает, что денег у меня нет. Отлично! Теперь всему миру известно, как плохи мои дела. Я уже вижу заголовки вроде «Блеск и нищета Эммы Ферн».

— Залог установлен в сумме двухсот тысяч долларов.

Стук молотка громко разносится по залу, заставляя меня подпрыгнуть. Слишком уж тут шумно, голова кругом идет. Я смотрю туда, где сидела Беатрис, но теперь там другая женщина. Я быстро выхожу из-за свидетельской кафедры, но кто-то в форме хватает меня повыше локтя:

— Подождите, пожалуйста. Постойте!

Я с мольбой устремляю взгляд на Кэтрин, которая собирает свои вещи со стола, складывая всякие юридические бумажки в элегантный атташе-кейс. Она даже не смотрит на меня и ведет себя так, будто ее работа закончена и говорить тут больше не о чем. Я иду к ней, а женщина в форме так и держит меня за плечо. Охваченная отчаянием, я свободной рукой цепляюсь за рукав адвоката.

— Но у меня нет таких денег, — тревожно говорю я ей.

Она поднимает взгляд и, кажется, почти удивлена тем, что видит меня.

— Тогда вам придется отправиться в тюрьму.

— Убийца!

Я оборачиваюсь посмотреть, кто это крикнул. Пытаясь не дать Кэтрин уйти, я оказалась почти у выхода из зала суда, и тут двери отворяются, и я предстаю во всей красе перед журналистами и фотографами, которые беспардонно отталкивают друг друга. Тут и другие люди, они кричат. Кто-то плюет в мою сторону.

Они меня ненавидят. Ведь я их подвела. Они так меня любили, а теперь думают, будто я совершила это чудовищное преступление. Если бы они только знали! Да, я убийца. Душегуб. Я именно такая, какой меня считают, и даже хуже, но не имею отношения к преступлению, в котором меня обвинят сейчас.

Я не убивала своего мужа.

Я говорю толпе:

— Я не убивала мужа! — Но никто меня не слушает, поэтому я кричу, кричу во все горло, чтобы перекрыть их вопли «Убийца!»: — Я не убивала своего мужа!

Кто-то тащит меня назад.

— У-бий-ца! — скандирует толпа.

— У-бий-ца!

— У-бей е-е!

ГЛАВА 2

— С годовщиной, любимая!

Мой замечательный преданный муж мягко ставит на стол между нами синюю подарочную коробочку. Я восхищенно хлопаю в ладоши.

— Что там?

Джим поднимает бокал шампанского и жестом приглашает меня присоединиться. Я следую его примеру, мы чокаемся. Мне никак не согнать с лица улыбку.

— Тебя тоже с юбилеем, дорогой, — отвечаю я, вдруг немного застеснявшись. Оттого, что я сижу за столом напротив этого представительного и обладающего властью мужчины, у меня вдруг замирает сердце.

— Открой.

— Вообще-то, ты вовсе не обязан, — нежно браню я его, глядя вниз, на коробочку от Тиффани, которую ни с чем не спутаешь. — С виду там что-то дорогое.

Джим улыбается, открывает рот, собираясь что-то сказать, и тут сзади доносится:

— Эмма Ферн?

Я не знаю ее, эту элегантную женщину, которая смотрит на меня широко раскрытыми глазами, чуть подавшись вперед, чтобы лучше видеть. Я прячу легкое раздражение от ее вмешательства и улыбаюсь.

— Да?

— Так и думала, что это вы! Ох, дорогая моя, как чудесно вас встретить! — говорит она, хватает мою руку в свои и начинает трясти. Незнакомка все никак не унимается, и приходится мягко забрать руку.

— Большое спасибо. Я тоже рада встрече.

Мне на диво неловко, когда люди так себя ведут, потому что вроде бы напрашивается вопрос: «А вы сами кто будете?», но получится слишком высокомерно. «Я вас знаю? Мы уже встречались?» — проносятся в голове варианты.

Разумеется, я понимаю, отчего такое случается. Я знаменитость: любимая многими писательница, лауреат премии Пултона (сказать по правде, понятия не имею, кто там победил после меня, да и какая разница) и автор бестселлера, легко обошедшего остальные новинки.

— Шарлотта Харпер, — догадавшись о моих мыслях, сообщает женщина, — а это Корнелиус. — И она оборачивается к мужу (во всяком случае, я предполагаю, что это ее муж), который даже на таком расстоянии выглядит слишком молодым, чтобы зваться Корнелиусом.