А можно выйти?!

Вода после умывания оказалась не такой уж и грязной, пока я в ней же не помыл босые ноги, которыми вчера протопал не один километр. В итоге, чернее воды в моем ушате были только синяки на запястьях и лодыжках. Но они на теле появились еще до моего прихода, поэтому и особым вниманием я их не удостоил – пройдут.

Девочка оделась первой, посадила меня на лавку и выскочила за дверь. Вскоре она вернулась с охапкой одежды и парой обуви, больше всего напоминающей мокасины.

Сначала я подумал, что это ее вещи и приготовился к тому, что все это будет мне мало, потому что мое тело было выше девочки чуть ли не на две головы. Меж тем, оказалось, что абсолютно все мне впору. Логичнее всего было предположить, что три конфискованные у меня монеты пошли на мою экипировку, если допустить, что это было золото, и стоит оно здесь сопоставимо с моим миром, ну, или с моим временем. Я пока не понимал, куда или когда я попал, и никаких серьезных мыслей на этот счет не имел.

Выходя, я, наконец, внимательно осмотрелся в комнате и обратил внимание на небольшое металлическое зеркальце. Возможно, оно использовалось хозяином дома во время бриться. Естественно, я посмотрел в него, чтобы хоть примерно понять, как я теперь выгляжу. Изображение было так себе, но себя я узнал. Я был той пигалицей, что учила меня во сне местному наречию. Правда, там у нее были длинные красивые волосы, уложенные в замысловатую прическу, а у меня – уродливый месячный ежик. Да и синяков по всему телу у нее явно не было, и выглядела она ночью скорее юной девушкой, чем ребенком. Я отошел чуть подальше и попробовал рассмотреть что-нибудь кроме своих (или ее?) лица и шеи. Кто знает, может, она и правда была подростком. Так с первого взгляда и не разберешь. Можно было бы в это выяснить путем нехитрых изысканий без одежды, но было как-то совестно даже думать об этом. Кстати, изображение моего лица в зеркале при этих мыслях мучительно покраснело, и я засобирался на выход.

Сразу за порогом комнаты нас встретил хозяин дома. Он осмотрел меня, поправил одежду в одном месте и одобрительно кивнул. Затем был легкий завтрак из молока сыра и хлеба. Молоко было теплым и жирным и не слишком хорошо пахло, и в прошлой жизни я нипочем пить такое бы не стал. Но тут мой голодный растущий организм был данному напитку безмерно благодарен. Я быстренько все съел, выпил и начал в очередной раз осматривать комнату. Ставни были раскрыты, и при дневном свете обзор был куда лучше.

Обстановка в доме в целом была спартанской, на мой неопытный взгляд. Но судя по тому, что я вчера увидел, вокруг царит либо средневековье, либо период перед началом технической революции, но уж явно не более поздние века. В доме я не увидел никаких предметов массового производства, украшений или безделушек. Все вещи были максимально функциональны и самого неброского вида.

Пока я все это изучал, девочка успела убрать со стола и сходить к себе переодеться. И вот эта ее новая одежда очень сильно контрастировала со всем виденным мною в этом мире. Платье, шляпка, туфельки – все это смотрелось празднично и нарядно. И вообще она сейчас была больше похожа на нарядную ростовую куклу, чем на ребенка. Хозяин дома окинул ее взглядом и скупо улыбнулся, одобрительно кивнув.

Я хотел узнать, как их зовут, но не знал, с чего начать этот нелегкий разговор. Обычно человек в моей ситуации, прикладывает руку к груди и называет свое имя, потом ждет того же самого от собеседника. Но я своего местного имени не знал, а свое прошлое называть опасался. Вдруг, они и так меня знают, или Женя на их языке созвучно с чем-то нехорошим? В общем, еще одна проблема в мою бездонную копилку неприятностей.

Внезапно мужчина с девочкой засобирались на выход и, определенно, позвали меня с собой. Уже у двери охотник обернулся ко мне и (о, счастье) приложил руку к груди, медленно по слогам произнеся: «Эд-вардс!».

Я благодарно кивнул и вопросительно уставился на девочку.

- Э-ли-зи! – с улыбкой сказала она, тоже прикладывая ладонь к груди.

Я повторил их жест, а потом с сожалением на лице развел руками в жесте бессилия. Эдвардс улыбнулся, потрепал меня по плечу и выдал целую тираду, из которой я понял только «пошли», сказанное ближе к концу его ободрительной речи.

И мы пошли. По пути я тронул его за локоть и указал на болтающийся на поясе нож. Мужчина жестом дал мне понять, что по поводу оружия я могу быть спокоен. Меня этот факт не слишком порадовал: общество, в котором девочка-подросток может гулять по улице с ножом, не вызывало у меня особого доверия.