А мне летать охота...(СИ)

========== Куда ты, тропинка, меня завела? ==========

— Гранн, Гранн, — выговаривать имя на ходу сложно, зубы стучат, босые ноги колет покрытая инеем трава, тетя Леся унесла всю обувку перед тем, как запереть Олёну в сараюшке. Шаль шерстяная, греет плечи, но на груди почти не сходится, вещь детская, она давно выросла.

Из груди вдобавок рвутся рыдания, а почти родное болото кажется враждебным и невероятно темным, глаз выколи — темнее не станет.

— Гранн, надеюсь, ты меня потом добрым словом вспомнишь, если не услышишь, — всхлипывает, размазывает по лицу слезы.

Впереди топь, но если не уйти туда, собаку пустят да и найдут.

Ну и конечно, на середине тропки она оступается. Босую ногу трясина схватывает почти как Борис Сергеевич, жадно, темно, отвратительно. Олена вскрикивает, теряя равновесие, выпуская платок, цепляясь за кочку, но усилие толкает ее лишь глубже. В разрыве облаков проглядывают звезды, она поднимает голову, чувствуя стылые объятия трясины, вздрагивает.

— Гранн, прости, прости, прости, — жижа возле подбородка, напитавшаяся коса тянет вниз не хуже камня. — Гра…

Небо опрокидывается, косу дергает, болото чавкает жадно, нехотя выпуская, а встрепанное темное создание, тянущее вверх, светит узнаваемыми синющими летними глазами.

— Олёнушка! Ты что! Ты как! Держись! — сид теплый, его руки тоже, а к груди он прижимает спасенную девушку, вовсе позабыв о своем странном бальном костюме, не жалея чистоты тонких кружев.

Она прижимается, всхлипывая в сидов воротник, не в силах пока сказать хоть два связных слова. Гранн и не отстраняет, обхватывает за содрогающуюся спину, а Олёна страстно желает одного: чтобы утром эти небеса оказались зелеными. Ей ужас как не хочется возвращаться.

— Идти можешь? — обычный выдох в щеку кажется страшно теплым. — И куда ты так торопилась, чтобы посреди ночи, в болото, без обуви!

Вместо ответа вырываются одни всхлипы, стоит вспомнить, от чего, от кого она бежала. Прижиматься к Гранну тепло, он никуда не уходит и ощущается под руками как самый настоящий! Значит она в мире с волшебной изнанкой!

Облегчение накатывает волной и закрывает по макушку, оставляя сверху маленький волнующийся кусочек — а вдруг кажется? Блазнится? Видится? И все не настоящее?

— Так я и подумал, — новый выдох заставляет ее вздрогнуть. — Тогда держись, — шепот в самое ухо пошевеливает волоски, чужие губы немного касаются раковины, слезы отступают от удивления на миг.

Именно этим моментом пользуется Гранн, чтобы подхватить ее на руки.

— Все-все-все, не плачь, старый страшный сид тебя не съест, ч-ш-ш!

А у самого глаза расстроенные!

— Да я не потому! — кое-как выговаривается из одного противоречия ему на «старого» и «страшного». — Не потому!..

— А почему? — ожидаемый вопрос и ощущение, будто она летит.

Это Гранн несет ее на руках! Она же тяжелая! Олёна дергается, но вырваться не выходит: как бы он ни смотрелся, сид посильнее среднего мужчины, и её, глупой девки, тем более посильнее! Она замирает у болотника на руках, теперь опасаясь его осерчалости — а ну как заподозрит, что она ему не доверяет?! Следующий всхлип горше всех предыдущих раз в сто, и Гранн взаправду останавливается, перехватывает, чтобы в лицо заглянуть:

— Так! Олёнушка! Ты меня своими вздохами до полной печали в момент доведешь! Я лягу и умру! — она вздрагивает, но и неожиданное усилие не заставляет сида выпустить её из рук. — И вот чтобы такого не случилось, ответь мне. Куда ты бежала? От кого, вернее?

— Я от доли страшной бежала, замуж меня отдать хотели, за душегуба! — а на глаза опять слезы наворачиваются. — Он мерзавец, и руки у него мучить приучены! А я за такого не хочу! И не пойду! Лучше смерть!

Гранн прижал к себе только крепче, дальше пошел:

— Теперь понятно, — покосился яркими глазами, и во тьме ночной видными. — Прости, однако, смерть твоя не удалась, и тут я свободу твою без спросу нарушил, под Холмы утащил.

— Спасибо! Спасибо! — и вместо других слов прижалась, обхватывая за шею, сама.

— Да чему радуешься, глупая, — а сам улыбается, — я же ужасный и страшный сид, живу на болоте и утащил тебя тоже на болото!

— А это неважно, — бормотать ему в воротник, оказывается, приятно до крайности. — Важно, что именно ты меня утащил. От другого и помощи никакой бы не попросила.

— Ох! Ты как скажешь, нам, сидам, сразу падать можно! — наверное опять какие его правила нарушила. — Просто знай, я тебя могу в любую точку света отсюда доставить, но только один раз и больше ты меня не увидишь, даже если на это самое болото придешь, на это самое место…

Олёнушка ужаснулась, представив, как можно расстаться с Гранном навсегда, задумалась, пытаясь понять, где обидела, навязалась, свободу нарушила, чтобы он сразу ее выпроводить предлагал.

— Я тебя обидела, сидушко?

Вопрос его застал врасплох или обращение, но встал как вкопанный, потряс головой, покосился с таким великим подозрением, будто она клад зарыла и наконец призналась, где.

— Откуда такие мысли? — а сам все смотрит, смотрит, как будто дырку между глаз просматривает.