А.Казанцев, К.Паустовский, С.Цвейг, Д.Стейнбек, А.Маршалл, Г.Голубев

Я могу сообщить об этом, потому что передо мной лежит путеводитель, но то, что запомнилось мне, не имеет никакого отношения к номерам, и к цветным линиям, и ко всяким закорючкам на карте. Пусть этот маршрут послужит чем-то вроде взятки картолюбам. Обращаться к такому методу в дальнейшем я не собираюсь. А запомнились мне деревья вдоль длинных дорог, все в инее, фермы и домишки, приготовившиеся выстоять суровую зиму, запомнилась односложная, небогатая интонациями речь обитателей Мэна, услышанная в магазинах у дорожных перекрестков, куда я заезжал пополнить свои запасы. Запомнились олени, которые выбегали на шоссе, легко перебирая копытцами, и улепетывали от Росинанта, подскакивая, точно гуттаперчевые мячики, запомнились грохочущие грузовики с лесом. И никак мне не забыть того, что этот огромный край когда-то был гораздо больше обжит, а теперь заброшен, отдан надвигающимся на него лесам, зверью, лагерям лесорубов и стуже. Большие города становятся все больше, городишки уменьшаются. Деревенской лавке, чем бы в ней ни торговали - бакалейным, скобяным товаром, одеждой или всякой всячиной, - не устоять перед торговыми центрами и крупными фирмами с цепью торговых точек. Деревенская лавка с непременными бочками галет, о которой у нас сохранилось такое нежное, щемящее сердце воспоминание, лавка, куда местные умы - носители национальных черт нашего характера - приходят обменяться мыслями и мнениями, быстро исчезает с лица земли. Семьи - прежние твердыни, способные выдержать осаду ветров и непогоды, напасти морозов и засухи и наступление вражеских полчищ вредителей, - теперь норовят прильнуть к груди больших городов.

На проявление отваги и любви современного американца вдохновляют забитые машинами улицы, небеса, прокопченные смогом и задыхающиеся от удушливых газов из заводских труб, скрежет шин по асфальту и дома, построенные впритык один к другому. А маленькие города тем временем чахнут и умирают. И это, как я убедился, относится равно и к Техасу и к Мэну. Кларендон сдается на милость Амарильо, а у Стейсивилла в штате Мэн высасывает кровь Миллинокет, где пилят лес, где не продохнешь от всяческих химикалий и где реки отравлены, забиты древесиной, а улицы кишат оживленным, вечно спешащим людом. Это говорится не в укор, просто я делюсь своими впечатлениями. И мне думается, что, подобно маятнику, который неизбежно качается в обратную сторону, эти непомерно раздувшиеся города в конце концов лопнут и, исторгнув детищ из своего чрева, снова разбросают их по лесам и полям. Подспорьем моему пророчеству да послужит уже приметная тяга богачей вон из города. А куда первым идет богач, туда же следом за ним попадают или стараются попасть бедняки.

Несколько лет назад я купил в магазине «Аберкромби энд Фитч» автомобильную сирену в виде пастушьего рожка, на котором при помощи специального приспособления можно было воспроизводить почти всю гамму чувств крупного рогатого скота, начиная с нежного мычания романтически настроенной телки и кончая утробным ревом молодого быка, томящегося в плену бычьих страстей. Я приспособил эту штуку к Росинанту, и она действовала неотразимо. При первых же ее звуках рогатая скотина, находящаяся в пределах слышимости, поднимает голову от травы и двигается на этот призыв.

В серебристом холодке мэнского полудня, когда мой Росинант ковылял и тарахтел по изрытой колеями лесной дороге, на траверзе у нас появились четыре величественно ступавших лосихи. При моем приближении они перешли на приглушенно-тяжелую рысь. Я машинально нажал на рычажок своей сирены, и леса огласились ревом, напоминающим рев миурского быка, когда он напружит все тело, готовясь ринуться на легкий, как бабочка, взлет первой вероники. Лосиные дамы, почти скрывшиеся в лесу, услышали этот звук, остановились, повернули назад и, набирая скорость, помчались прямо на меня, явно пронзенные стрелами амура - все четыре, каждая весом свыше тысячи фунтов! И при всем моем уважительном отношении к любви во всех ее проявлениях я нажал на акселератор и дал деру от них. Мне вспомнился рассказ нашего великолепного Фреда Аллена. Героем его был житель Мэна, вернувшийся с охоты на лосей.

«Сел я на поваленное дерево, подудел в рожок, сижу и жду, - говорил он. - И вдруг чувствую, облепило мне голову и шею будто теплым ковриком, какие бывают в ванных. И что же вы думаете, сэр! Это лосиха меня лизала, и глаза у нее горели страстью.

– Вы ее пристрелили?

– Нет, сэр. Я оттуда быстро убрался, но с тех пор все думаю: бродит где-то в штате Мэн лосиха с разбитым сердцем».