А этот пусть живет...

И сейчас, еще до беседы со старым дружком — или, по-другому, допроса подозреваемого, — полковник пытался представить себе такую жизненную ситуацию, в результате которой командир отряда ДНД и ударник комтруда стал хладнокровным убийцей, запихавшим свою жертву в багажник автомобиля с целью вывести ее за город, в ближайший лес, и втихаря похоронить, без всяких там ритуальных процедур.

Многолетний опыт милиционера, оперативное чутье сыщика и долговременные личные отношения с Пашей Козловым подсказывали полковнику, что тот вряд ли способен на такого рода преступное деяние.

С другой стороны, его вина вроде бы самоочевидна. Кто поверит, что можно вот так, запросто, подложить труп в чужой автомобиль? И, главное, с какой целью?

Но сам полковник прекрасно понимал, что жизнь чрезвычайно разнообразна и прихотлива в своей основе, а в данном случае, скорее всего, и проявился ее капризный характер.

Так или иначе, но почти безгранично веривший в свою интуицию Николай Сбитнев считал, что, допросив Пашу Козлова, он сможет сказать наверняка — виновен тот или нет.

Прибыв в РУВД, Сбитнев обнаружил, что вся оперативная бригада, а также лейтенант Курский, уже находилась в управлении.

— Обследуйте машину и труп, — приказал он криминалистам. — А ты, — обратился полковник к Сергею Курскому, — потом доложишь мне о результатах.

Оперативная бригада гуськом двинулась во двор.

Отпустив восвояси дэпээсовцев, Сбитнев предложил гаишнику Фомичеву подождать в коридоре и прошел вместе с задержанным в свой кабинет.

— Садись, Пал Семеныч. — Указав на стул, начальник РУВД произнес эту фразу не совсем чтобы по-приятельски, но и без лишнего официоза.

— Спасибо, Николай Ильич, — убитым голосом ответил задержанный.

Несмотря на совершенно подавленное состояние, которое было невозможно имитировать или, наоборот, скрыть, Паша Козлов в принципе выглядел совсем неплохо. Определенно моложе своих, как прикинул полковник, шестидесяти пяти лет. А ведь жизнь его должна была изрядно потрепать. Однако держится молодцом старый дружинник, ничего не скажешь.

Сбитневу не хотелось вот так, сразу, приступать к допросу давнишнего знакомого, но и заводить разговор о семье и детях выглядело в данной ситуации как-то ненатурально. Поэтому поначалу возникла неловкая заминка.

— Так кто этот мужик в багажнике? — решил все же взять быка за рога Сбитнев. — Знакомый твой? Нет?

— Не-а, я вообще его в первый раз видел. — При этом ответе Павел Семенович до предельной степени выпучил глаза из орбит, видимо демонстрируя таким образом крайнюю степень откровенности.

— Машина эта — твоя, личная?

— Угу.

— Она у тебя в гараже стоит?

Козлов слегка замялся, что отметил полковник, но никаких серьезных выводов из своего наблюдения не извлек.

— Не, во дворе… Но вообще-то у меня есть гараж, но он в бывшем кооперативе, далековато от меня. Я, в основном, туда машину на зиму ставлю.

— А куда ты ехал?

— Да я… это… извозом промышляю. — Теперь Павел Семенович опустил глаза, вроде как стыдясь того, что бывший ударник комтруда вынужден заниматься таким недостойным делом.

— Ну что ж, — кивнул полковник с пониманием, — как говорится, неплохая прибавка к пенсии.

— Не жалуюсь.

— А чего строительство забросил? Или зарабатывал мало?

— Здоровье у меня уже не то — кирпичи таскать, — объявил Павел Семенович и укоризненно взглянул на полковника, так, будто старый приятель и был виноват в ухудшении его физического состояния.

— Угу, — неопределенно буркнул Сбитнев, совсем не считая, что Паша настолько ослаб, и совершенно неожиданно для Козлова спросил: — А лопаты у тебя в машине не было?

Павел Семенович сначала растерянно задергал ресницами, а когда до него дошла суть вопроса, он вдруг, закрыв лицо ладонями, зарыдал, причем, похоже, по-настоящему — хотя и не в голос, но плечи его затряслись.

— Не веришь ты мне, значит, Коля, — кое-как выдавил подозреваемый. — А ведь мы с тобой…

— Ну-ну, успокойся. — Полковник вышел из-за стола, похлопал Козлова по плечу, налил из чайника стакан воды и налил несчастному пенсионеру, который выпил его, стуча зубами. — Я хочу, чтобы ты правильно меня понял, Паша, — вкрадчиво, как лечащий врач, заговорил начальник РуВД. — Если ты каким-либо образом причастен к убийству или просто что-то о нем знаешь, лучше рассказать это мне, своему старому другу. Я придумаю, как тебя выручить.

Конечно, Сбитнев нагло лгал. Если перед ним убийца или соучастник убийства, полковник «закроет» подонка, не задумываясь и несмотря ни на какие личные отношения. Но такова уж доля мента — чаще всего он не имеет права говорить правду.

Задержанный, слегка успокоившись, активно закачал головой:

— Нет! Ничего не знаю. Ведать не ведаю, как этот мужик в моем багажнике очутился.

— Ну, хорошо. А чего тебя гаишник остановил?

Полковник знал, что у постовых ГАИ со временем вырабатывается определенный нюх — они чувствуют, когда человек за рулем по какой-либо причине нервничает, поскольку это отражается на его манере вождения. Потому-то ответ на данный вопрос был для Сбитнева очень важен, но оказался весьма обыденным: