А это мы!

— Я его сейчас отламывать буду, а ты подбирай и в кучу складывай. Потом вместе есть будем или поделим поровну.

— Ладно.

Медведь на дерево полез, а лиса Лариска внизу сидит, меда ждет и заранее облизывается, язык чуть не до плеча высунула. Да и думает при этом: «Пока там медведь с дуплом возиться будет да потом слезать, я тут и наемся меду до отвала, и еще в сторонке припрячу. Может, потом у волка Бакулы, когда он заболеет, я на мой мед целую овцу выменяю».

А медведь Потап залез на липу, запустил лапу в дупло. Раз дернул — не поддается, два дернул — не поддается. И пчелы начинают на него кидаться, хоть голова и обвязана платком, а одна укусила. Разозлился медведь да как дернет в третий раз изо всей силы! Разленилось старое дупло, обломки вниз полетели. И медведь не удержался, тоже вниз загремел, чуть лису Лариску не задавил. За ним щепки посыпались, куски меда. И рой пчел вылетел.

— Ай, и наемся я сейчас медку, — обрадовалась лиса Лариска. — Ай, и наемся!

И сунула нос в самую гущу пчелиного роя. А пчелы как стали ее жалить — кто в язык, кто в губы, кто в нос, кто в ухо. Показалось ей, что в огонь она попала. И лапами она отмахивается, и головой мотает, и хвостом болтает — ничего не помогает.

— Ой, пропадаю! — завизжала она. — Ой, спаси меня, медведь Потап!

А медведю Потапу не до лисы, самого пчелы кусают — голову-то он платком обвязал, когда к дуплу лез, да платок свалился. Пчелиный рой дружный был, все за одного, один за всех. Видит медведь, что совсем плохо дело, зарычал, что было сил:

— Спасайся кто может!

И побежал — трюх-трюх во весь дух — к берегу, а с берега кувырком в воду бултыхнулся. И лиса Лариска за ним. Не любит она воду, да дело такое, что деваться некуда.

Забрались лиса и медведь в озеро, одни носы торчат. А вокруг пчелы носятся, ужалить норовят. Вода в лесном озере холодная, замерзли медведь и лиса, посинели, зубы стучат. А выбраться никак невозможно, пчелы не дают. Так и просидели до самой ночи, уже в темноте, когда пчелы спать легли, побрели домой. Губы у них распухли, носы распухли, языки распухли, шерсть мокрая, ноги от холодной воды ломит.

Тут как раз филин Семка проснулся. Увидел он лису и медведя, захохотал на весь лес:

— Ox-x-xo! Ox-xa-xa! Идут битый да мытый, собра­лись мед есть, а пришлось в озеро лезть!

Утром медведь Потап на нос лопух наклеил вместо пластыря, уши глиной обмазал, чтобы не так болели. А лиса Лариска голову тряпками обмотала, ногу лыком подвязала, сидит около своего земляного дома и охает:

— Ох, обманул ты меня, медведь Потап! Не вылечи­лась я от твоего меда, а еще больше простудилась. Мо­жет, у меня теперь воспаление легких будет.

— Это нам гнилое дупло попалось, — сказал мед­ведь Потап. — И пчелы очень дружные. Ничего, как под­лечимся, другое найдем. Эх, и поедим медку! Эх, и по­едим!

— Не пойду я с тобой, — сказала лиса Лариска. — Очень он кусается, твой мед. Я лучше мышей ловить

буду.

— Фи! — фыркнул медведь Потап. — Дрянь твои мыши, и больше ничего. Разве это еда? А мед сладкий-пресладкий, вкусный-превкусный...

Но лиса Лариска так и не поверила ему и решила ме­да никогда в рот не брать: Она так ведь и не попробовала его, думала, что мед — это то самое, что жужжит и кусается.

КРАПИВНАЯ ГОРКА

Дождь в лесу пошел.

День идет, два, неделю. Все вокруг намокло — деревья, трава, земля. В ложбинах ручьи, в низинах лужи. Зайцы еще при хорошей погоде себе капусты натаскали, закусывают, листьями похрустывают, друг другу сказки рассказывают. Еж Кирюха в кладовую сходит, пожует ягод, которые раньше насобирал, и опять спит, похрапывает, во сне зайца Коську видит.

Только у лисы Лариски и волка Бакулы есть нечего, никаких запасов нет. А во время дождя охота плохая, каждый у себя дома сидит, двери на запоре. И хочется есть — и есть нечего.

Пришлепала по лужам лиса Лариска к волку Бакуле. Зонт у нее с дырками, по кустам порвала; мокрая вся, даже пушистый хвост висит, как тряпка.

— Ох, волк Бакула? — захныкала лиса Лариска. — Ох, есть хочется, а есть нечего. Помру я от голода. Хоть бы ты мне косточку какую дал.

— Нет у меня никаких косточек, — мрачно буркнул волк Бакула. — Видишь, как ремень на животе затянул? Дырок не хватает, новые колоть собираюсь.

— Ох, поймать бы нам зайца Коську или лося Филю! Ох, наелись бы мы, ох, наелись бы! Придумал бы ты что-нибудь.

— Не умею я придумывать. Ты хитрая — ты и придумывай.

— Ох, ладно уж,— согласилась лиса Лариска. — Постараюсь я, может, и придумаю чего. Давай ночью около ручья под большой елкой встретимся.

— Для чего ночью, под дождем мокнуть? Днем давай.

— Нет, волк Бакула, — днем нельзя. Мыши, может быть, у тебя тут водятся, муравьи ползают, комары летают. Один услышит — всем расскажет. Тут великая тайна нужна, чтобы никто не слыхал, никто не узнал, никому не сказал.

— Ну, ночью так ночью, — согласился волк Бакула. Наступил вечер, потом ночь. Стало темно-темно, черно-черно. Собрались волк Бакула и лиса Лариска под большой елкой. Дождь льет, ветер шумит. Лиса Лариска свой дырявый зонт раскрыла, уселись они под ним.

— Ну, надумала? — спросил волк Бакула.