— Вот видите! — вскричал нунций с торжествующим смехом. — Кто может поверить, что христианский Бог, вернувшись на землю, решил сперва нанести визит иноверцам? Людям, которые, как и все мусульмане, тайно нас ненавидят и называют неверными? Ответ, кажется, ясен, — сказал он, снова усаживаясь.
Все взгляды устремились к Эмманюэлю, который оставался спокойным, почти печальным.
— Несчастный человек, — сказал он вполголоса. — Ты говоришь о том, чего не знаешь. Не знаешь слов пророка, велевшего не препираться с христианами, а сказать им: «Мы уверовали в то, что ниспослано нам и ниспослано вам. И наш Бог, и ваш Бог един, и мы Ему предаемся…»[37]
— Он так и сказал? — спросил ошеломленный президент.
— В суре Корана, озаглавленной «Паук», — ответил Эмманюэль. — Но этот человек — бурдюк, надутый воздухом. Надавишь на него, и выходят звуки, лишь похожие на слова.
Монсеньор Альваро Фило делла Торре полиловел.
Президента, казалось, сбило с толку, что человек, которого он считал Христом, цитирует Коран. Мертвая тишина воцарилась на несколько мгновений в салоне. Кошмарная сцена, настоящее помутнение рассудков. Монсеньор Менье сложил руки.
— Значит, пророк Магомет не был враждебен к христианам? — все более терялся президент.
— Он сказал в главе «Железо»: «Веруйте в Бога и Его посланника».[38] Есть ли более красноречивые слова?
У супруги президента пересохло в горле. Ей, искренне верующей, приходилось выслушивать Христа, вставшего на защиту Корана.
Нунций предпринял последнюю атаку.
— Козни лукавого! — возопил он. — Этот человек хочет склонить нас к потворству…
— Хватит, — оборвал его Эмманюэль. — Мы не собираемся до бесконечности топтаться на одном месте. Ты хочешь доказательство? Ну так вооружись мужеством, Альваро!
Он соединил руки и на мгновение сосредоточился, опустив голову.
Через мгновение среди присутствующих появился новый персонаж. Раздались крики.
Только что материализовавшийся человек обвел всех взглядом и благословил по кругу.
Это был Папа Иоанн XXIV.
Монсеньор Фило делла Торре всплеснул руками и пронзительно вскрикнул.
Понтифик преклонил колена перед Эмманюэлем и облобызал ему руку. Та не исчезла. Эмманюэль возложил ее на плечо вызванного и попросил встать.
Все присутствовавшие вскочили на ноги. Супруга президента трепетала всем телом, стиснув руки. Потрясенный президент обнял ее за плечи.
Папа еще раз оглядел людей, собравшихся в салоне Елисейского дворца.
— Как святой отец мог оказаться среди нас? — бормотал нунций. — Мы же знаем, что он в Риме! Опять колдовство!
— Альваро, — объявил Папа, — не будем повторять ошибку, которую мы совершили с падре Пио.[39] Он тоже оказывался в нескольких местах одновременно, и не по воле… Иисуса. А мы позволили подвергать его гонениям долгие годы! Уступи мне свое место. Но не уходи отсюда. Слушай и разумей, как это делал Фома. Не навлекай на себя гнев небесный.
Нунций встал, потерянный, сгорбленный, и сделал несколько шагов из круга. Лакей пододвинул ему кресло в сторонке. Папа сел на прежнее место нунция и оправил сутану на коленях. Его реальность уже ни у кого не вызывала сомнений.
Все расселись.
Министр внутренних дел вытер лоб.
— Сколько превратностей! — воскликнул Эмманюэль, покачав головой. — Сколько бесполезных слов! Божественная воля направила меня к вам, дабы предостеречь вас от величайшей опасности, которая угрожает всему роду человеческому, а я беспрестанно натыкаюсь на препоны нелепой людской недоверчивости! Вот в чем состоит эта опасность: грандиозное рыночное общество, установившееся в двадцатом веке, превратилось отныне в Левиафана, который пожирает ваши души и угрожает спалить всю планету. Он превращает вас в скотоподобных тварей, возбуждая самые низменные инстинкты, самые никчемные потребности и самое безумное стремление к господству. Вы работаете уже не ради пропитания вас самих и ваших семей, но ради приобретения вещей, которые обогащают этого Левиафана. Это чудовище, разграбившее планету, но все еще ненасытное, готовое пожрать и другие планеты ради утоления своей адской алчности, собирается напасть на исламский мир, чтобы завладеть богатствами его недр.
Он обвел присутствующих взглядом.
Кардинал-архиепископ Менье поднял руку.
— Я слышал Твое послание, Господи. Могу я его повторить?
И он произнес наизусть услышанные в комиссариате слова, которые врезались ему в память:
— «Обезумевший от гордыни, кичащийся своим технологическим и военным могуществом Запад готов вступить в войну с исламским миром. Вы сталкиваете между собой два имени Божьих…» — До заключения: — «Меч Господень поразит вас, воровское племя! Вы проклянете день, когда замыслили эту гнусность! Вы познаете только кровавые рассветы да ночи резни! Ваши жены перестанут рожать, ваши поля и воды будут отравлены! Если же сон настигнет вас, то трупы будут вам ложем».
Министр восхитился памятью прелата; понтифик и все остальные задумались над этим апокалипсическим предостережением.
— Божья искра угасла в вас, — сказал Эмманюэль, — но вы еще находите силы препираться из-за пустяков, в то время как мир рушится в бездну.