А дело было так…

Ох как страже не хотелось с героем связываться, да богатыри, они по миру странствуют — сегодня здесь, завтра там, — а мэр, он и вчера, и послезавтра мэром будет. Пришлось Тиналису на ходу свой план менять, меч богатырский в ножны прятать, от стрел уворачиваться, и быть бы нам с богатырем ежами, да пришла подмога. Снайпер, что на крыше дома засел, самых ретивых стрелков быстро приструнил, остальные и с пяти саженей в собственные штаны не попадут. А затем и вовсе такое стрелок сотворил, что все только рты от изумления поразевали. Даже я, даром что с братцами всякого насмотрелся, никогда такого в жизни не видел — с крыши десять саженей до соседнего дома перемахнул, от стены оттолкнулся, в воздухе перекувыркнулся, да на коня прямо за спину Тиналиса попал, так что скакун богатырский аж присел. Такая высшая акробатика даже шутам заморским, что султана веселят, не под силу, а пока народ выпавшие от удивления челюсти вправлял, мы

через окружение прорвались и давай к воротам. Я уж думал, моя Малиновка такой галоп не сдюжит, да ничего, обошлось, лошадка моя по выносливее оказалась, от коня богатырского ни на локоть не отстала. Так вместе ворота и проскочили — страже уже голубиной почтой пришел приказ запереть, да не успели, пока то да се, мы уже выскочить успели. А за городом ищи ветра в поле — это зимой по следам можно пойти, а сейчас не найти нас никакой погоне.

Да и кто гнаться будет? У себя в Белокамне мэр заместо царя будет, пока мой отец об этом не прознает, конечно, а тут он никто, да и стражу выгнать не сможет, уж я их лица видел. Только из страха с нами и рискнули связаться, и то стреляли так, чтоб, не дай бог, богатыря не поранить — заденешь, случаем, потом славу злодея по гроб жизни не отмыть. А еще придут иные богатыри справедливость восстанавливать, тогда и вовсе спасайся кто может, а кто не может — тому не повезло. Так что далеко убегать да следы путать нам смысла не имело — пару верст проскакали, когда же последние пригороды Белокамня скрылись, сразу встали на отдых. Конь, даром что богатырский, совсем выдохся, тяжело дышит, а моя Малиновка свежая, прыгает, скачет, да еще и копытом игриво стучит — откуда только силы взялись. А я еще такую лошадку на колбасу отдать подумывал…

— Ну все! — Спрыгнув с коня, Тиналис грозно навис над акробатом. — Тронгвальд, это был последний раз! Я долго терпел, но теперь чаша моего терпения переполнилась. Никаких «если еще хоть раз» больше не будет! Заруби себе на носу: когда в следующий раз услышу, что очередная толпа тебя мечтает на кусочки разорвать, пальцем не пошевелю, буду стоять и наблюдать, как они тебя четвертовать будут!

— Милый друг! — бросился обнимать акробата гном. — Это ты! Как я рад! Целую твои коленки!

А тот только улыбается, да так, как только настоящие эльфы умеют! Не до ушей, а по-особому, возвышенно, как будто только он один и ведает великую тайну, и никому ее никогда не откроет. Да и сам весь возвышенный, черты лица правильные, ни морщинки, ни прыщика, ни перхоти в золотых волосах, «сплошной глумур», как выразился однажды Бенедикт по поводу султанского гарема — еще до того как отправился туда евнухом работать. Да и сам эльф сложен — только завидовать остается, и не культурист, и мышцы горой не выпирают, но будь я не принцем, а принцессой — уже бы на шее повис. Этакий вечно молодой мальчик-красавчик, ни единой отталкивающей черты, даже уши острые в общую картину гармонично вписываются, единственное, что не так, — штанов не хватает. Легкая эльфийская куртка до колен в наличии, лук за спиной, сандалии на. ногах, а вот штанов не имеется. Будь на месте Тронгвальда кто другой — было бы смешно, а так — мелкая, незначительная деталь. Ну без штанов, и что, разве хорошему человеку эти самые штаны так уж обязательны?

— Ты меня слышишь? — продолжал наседать на эльфа Тиналис. — Тронгвальд, черт побери, или ты совсем оглох? Так я тебе быстро уши прочищу!

— Слова твои, отважный воин, слышу и внемлю им всем сердцем и душой! Тебе своей обязан, воин, жизнью, в долгу великом я перед тобой! Как скажешь, так отныне все и будет, послушен, воин, я твоим речам, и благодарен, Тиналис, тебе я, и жизнь я за тебя свою отдам!

— Мой милый друг… — обронил слезу Лютик, обнимая эльфа под голые коленки.

— Ни слову не верю! — заявил богатырь, на которого магия эльфийской песни вообще не действовала. — Но в любом случае это теперь не мои проблемы. Сам будешь выкручиваться, герой-любовник доморощенный…

— Признателен тебе, герой великий, но клятву я эльфийскую даю, что впредь всегда я буду осторожен, и глупость я сию не сотворю! — попытался было оправдаться Тронгвальд, но Тиналис был безжалостен.