Читаем А дело было так полностью

Ну, а что же Моралевич, которому официально было запрещено, в отличие от четырех его предтеч, писать фельетоны-ревю, фельетоны-обозрения да и просто обобщающие фельетоны, поскольку обобщать, как ему внятно и командно разъяснили, в стране имеет право только одна организация — ЦК КПСС?

А пытался, как мог, продираясь сквозь сонмы вивисекторов прозы, беллетризовать конкретику. Но заместитель нашего отечественного Дэн Сяопина, А.Н.Яковлева, человек в лиловой рубашке с зеленым галстуком по фамилии Севрук все равно бесновался в Агитпропе ЦК: поглядите, в журналах, газетах эти верные подручные партии, журналисты — конструктивно критикуют, порой даже развенчивают, но ведь этот, из "Крокодила" — он не пишет, он УБИВАЕТ!

И нечего возразить. В стародавние годы художник Иосиф Игин делал мой шаржированный портрет, к которому полагалось присобачить эпиграмму. Я-то хотел, чтобы сочинил эпиграмму дружественно ко мне настроенный А. Рейжевский. А Игин привез меня к беспощадному, отчаянной зубодробительности поэту Раскину.

— Ну, уж вы, поди, мне и нагадите, Александр Борисович, — загрустил я. — А окажись вы еще и антисемитом — тогда и вовсе мне не сносить головы.

— А уже и нагадил, — сказал Раскин. -

       Он стиль и слово чувствует нутром.       Откуда б эти дьявольские гены?       Все пишут аккуратненько пером,       А этот озверело — автогеном!

Нынче, в эпоху пиара и беллетристической жути, когда уже все повально — романисты, и полчища дамочек, и Ксения Стульчак, и Хакамада, и полчища адвокатов — отовсюду доносится:

— Я — автор девяти романов!

"Она — автор одиннадцати романов!"

К сожалению, нынешние романисты не следуют осторожной и самосохранительной практике заключенных из зон особого и строгого режимов. Когда, допустим, ЗК Афанасьев с девятью доказанными следствием эпизодами растления малолетних и тремя убийствами, из коих одно — изуверское, клянется коллегам по неволе:

— Нету, пацаны, на мне никаких девяти растленок, нету, зуб даю. Один есть эпизод, и то по согласию. И убийство на мне одно, без изуверства. В состоянии аффекта и самообороны.

Точно так и я не отягощал население страны девятью романами, изданными полуторамиллионным тиражом. А имею всего один двухтомный роман "Проконтра", изданный тиражом в 300 (триста) экземпляров. С безобразным эпиграфом: "Коммунизм — это засуха пострадавшая от наводнения". И это извиняет меня перед гражданами страны. После чего я простился с прозой.

И вот — многие поэты переходили с возрастом на прозу: Пушкин, Есенин, Пастернак…

Будучи, видимо, человеком шиворот-навыворот — я в старости перешел на стихосложение. Любимейший мой писатель Исаак Иммануилович Бабель говаривал о себе: "Я — человек с раньшего времени". Также, будучи человеком с раньшего времени, я очень приобвык к издаваемости на бумаге. Но на родине для меня уже давным-давно не находится бумаги, поскольку вся она, видимо, употребляется на постановления Думы в первом, втором, третьем и прочих чтениях. Поскольку на родине все еще велик ряд недоотраженных на бумаге как отечественных, так и зарубежных сисек и жоп.

Ввиду таких обстоятельств я и вышел со стихами в интернет.

Тридцать лет, претерпевая различные тяготы, мне удалось проработать в журнале "Крокодил". И среди тысяч приходивших мне писем было процента два таких: "Ты погоди, полужидок, тебе родина еще намотает кишки на кулак!"

И родина, надо сказать, не была в простое, мотала. Но то ли диаметр кулака у родины был недостаточен, то ли метраж моих кишок велик — кое-что во внутренностях у меня сохранилось. И на что уж двенадцатиперстная кишка — с неё бы эти самые персты обдирать да обдирать, а перстов семь и по сей день наличествует.

Но и теперь, в интернете, я изнедоволил нескольких человек своими стихами. И получил отзывы в столь знакомом всем нам стиле: "А ты кто такой?" — и: "Пойдем, выйдем!"

Вот этот текст и есть сжатое разъяснение, кто я таков и откуда посмел взяться. Но взялся и готов выйти с кем угодно в любую из всероссийских подворотен. Последнее тем более осуществимо, что в нынешнем состоянии отечество мое является сплошной всепланетарной подворотней.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза