А что же завтра?

Но ему сейчас уходить вовсе не хотелось. На ночь глядя. Да еще когда Мэри рядом. Чувствовать ее так близко было удивительно: какая она, ни на кого и ни на что не похожая. Вот тебе и приключение, почище путешествия в чужую страну. Поэтому он вскарабкался по лестнице, протянул вниз руки и поднял три одеяла, желтых, мохнатых, в брызгах дождя. А вслед за ним по лестнице поднялась и Мэри. Еще того интереснее. Факт. Он вроде и ждал этого, а теперь вдруг засомневался.

— Я тебе помогу устроиться, — сказала она. — Чтобы было уютно, тепло и снизу не видно. Я в скаутском отряде для девочек состою, умею устраивать привал. А ты состоишь в скаутах?

— Я в газетчиках состою, — ответил Сэм. — Некогда мне было в скаутов играть.

Она села на антресоль, свесив ноги. В свете, падавшем от двери, ему был виден ее профиль, весь профиль — и лицо, и фигура. Славная она. Про постель она словно бы забыла, и ладно.

— Двадцать пять минут девятого, — сказала она.

— Да?

— У нас осталось времени час и пять минут. Если он не даст тебе работы, мы, может, больше не увидимся.

— Наверно.

— Тут по соседству и ребят почти нет. На милю — двое. Да и те никудышные. Меня от этих мальчишек просто тошнит, от всех до единого. Сколько я их знаю, они все никудышнее и никудышнее становятся.

— Ага. Я понимаю.

— Понимаешь?

— У нас на Уикем-стрит то же самое. Такие девчонки, ну кому они нужны? Ужасные. Через десять лет, ручаюсь, они откроют на нашей улице клуб старых дев, и Роз будет в нем председательницей.

— Кто это Роз?

— Одна никудышная девчонка, — сказал Сэм.

— А здесь тоже откроют клуб зануд и лоботрясов. Фу! Я их просто не выношу, особенно Сида Каллена.

— А чем он так уж плох?

— Да пристает все время. Покою от него нет. Я его не перевариваю. А вот ты, я не знаю, может, и ничего.

Сэм на это ничего не сказал. Что на это ответишь? Вроде бы и так, без ответа, хорошо.

— А кем ты собираешься быть, когда вырастешь, Сэм?

— Пилотом.

— Это кто?

— Да летчик, на аэроплане.

— То есть в небе летать?

— Ага. И совершу беспосадочный перелет через полюса.

— Ну да уж.

— Совершу.

Удивительно было смотреть, как она говорит, какие у нее ужимки, какая она вся девчонская. У него от нее дух захватывало. Он еще никогда так близко не рассматривал девочек. Сидит против света, вся такая плавная, затененная, знает, что он на нее смотрит, и позирует ему, а у него от этого кровь так и стучит.

— А ты кем хочешь быть, Мэри?

— Неважно, кем хочу. Я здесь так и застряну. Папа говорит, что оставит мне лавку в наследство. Представляешь? Можно подумать, что он мне завещает английский королевский престол. Я, наверное, должна кричать «ура!». А по мне, лучше бы он кому-нибудь другому ее оставил.

— Кому?

— Да кому угодно. Только бы не мне. Я бы хотела поехать в Германию.

— Это еще зачем?

— Хочу посмотреть замки на Рейне.

— Ну, на это немного времени уйдет.

— На перелет через полюса у тебя тоже много времени не уйдет.

— Это другое дело.

— Чем другое?

— Этого еще никогда никто не делал.

— Ну и что? Я тоже еще никогда не была на Рейне. Важно, чего сам человек еще не испытал.

Это была правда, и Сэм нахмурил брови и на минуту задумался. Но почему ей так хочется посмотреть замки? Кому бы еще в голову такое пришло?

— Ну и ну, — сказал он. — Я о них и не думал никогда в жизни.

— А по-моему, в замках больше смысла, чем в полюсах. На полюсах холодно. Ты там в ледышку превратишься. Тут тебе от крыши холодно, а хочешь на полюс! Дурак ты, что ли?

Ему, конечно, нравилось, как она выглядит, но главное было не это, а какая она, кто она, то внутреннее, что было в ней, что придавало особенный распев ее разговору и зажигало искры в ее глазах, заметные даже в темноте.

— А меня возьмешь с собой, — спросила она, — в своем аэроплане?

— На Рейн?

— На полюса!

— Зачем тебе туда?

— А тебе зачем туда?

Об этом Сэм тоже на минуту задумался. Но ведь если человек решил совершить перелет через полюса, для этого как будто бы не требовалось никаких резонов.

— Нет, тебе со мной нельзя, — подумав, сказал он. — Я должен совершить этот перелет сам.

— Один-одинешенек?

— Ага. Иначе не стоит и пробовать.

— Тут что-то не так, — задумчиво сказала она. — Не знаю точно, но тут какая-то ошибка.

— А по-моему, нет.

— Но ведь тебе будет скучно. Одиноко.

— Так и должно быть. В этом весь смысл.

— Бессмыслица, правильнее сказать.

Она медленно качала головой, видно было, что ей это все не нравится.

— Разве не лучше было бы, чтоб я была с тобой? Ты бы мог со мной поговорить. Я могла бы тебя обнять, согреть. Ну, разве не лучше было бы вместе? Вместе все увидеть? Поделить на двоих?

Она говорила всерьез. Не шутила, не дразнилась. А он держал ее руку. Они сидели бок о бок и держались за руки. И он тоже свесил ноги, как она, и болтал ими туда-сюда. А сам держал ее за руку. Вот это да.

— Сэм.

— Угу.

— Жалко, что ты не хочешь со мной поделиться. Ты мне нравишься.

— Ты мне тоже нравишься, Мэри.

— Еще осталось много времени, Сэм. Может быть, ты еще передумаешь, когда у тебя будет аэроплан.

— Может быть.

— Мне бы хотелось вместе с тобой посмотреть полюса, Сэм. Правда, правда. Мне бы все хотелось делать вместе с тобой.