А что же завтра?

Две с половиной мили вдвоем с Роз: по ровной дороге и под гору — на велосипеде, на подъемах — пешком. И за все это время почти ни слова. Да ведь когда девочке нет одиннадцати, а мальчику только стукнуло двенадцать, и говорить-то особенно не о чем. Не станешь же ей рассказывать, какая она красивая и как ты любишь украдкой на нее посматривать и стараешься, когда только можно, задеть ее мимоходом, а встретишься с ней взглядом — сердце прямо подлетает. Так, вдруг это все не выпалишь. Подумаешь какие нежности. Да и попасть может. Скажешь ей, а она передаст кому-нибудь, ребята начнут дразнить, дойдет до мам. Что тогда? Но сейчас она здесь, с тобой, вы бежите куда-то в сторону от дороги, и велосипед, который ты катишь рядом, подпрыгивает на кочках. Ай да Сэм! Ты один с девочкой, и вокруг ни души, даже домов не видно, если не оборачиваться куда не надо.

В небе над лугами жаворонки. На деревьях сороки. На пригорках сухая трава, в лощинах густой, запыленный черничник. Гляди в оба, Сэм. Ты теперь за нее в ответе. Ты теперь о ней заботишься. Тут ведь и змеи могут быть.

Ты остановился рядом с Роз, тяжело дышишь, с ног до головы тебя заливает горячей волной пот, а Роз все смотрит в другую сторону.

— Куда же мы будем собирать чернику, Сэм? Мы же не взяли мешочка.

— Будем ее есть, Роз.

— А она еще зеленая, Сэм.

— Не может быть. Ребята говорили, давно поспела.

— Она не поспела, Сэм.

— Давай тогда что-нибудь другое делать.

— Что, Сэм?

— Можно присесть и отдохнуть немного.

Ты сидишь рядом с Роз на пригорке, тут же валяется велосипед. Ты раскручиваешь ладонью переднее колесо, спицы под лучами солнца блестят, переливаются, похоже на мыльный пузырь. Роз смотрит в землю.

— Я хочу пить, Сэм. Ты не взял с собой воды?

— Нет.

— А жвачка у тебя есть?

— Нет.

— Я хочу пить.

— Проглоти слюну, Роз.

Он должен был это предвидеть, взять с собой воды. И мешочек должен был захватить. А он забыл, и, значит, он плохо заботится о Роз. Ведь если спросят, как он теперь объяснит? «Чернику, говоришь, собирали? Ну и как? Набрали на пирог? А ну, покажи руки! Что же пальцы-то не черные?» Взрослые словам никогда не верят. Непонятно почему.

Странное у Сэма было ощущение. Очень странное. Словно часть его осталась где-то в другом месте. Словно приехал не весь Сэм и не хватило как раз той части, которая думает. У него было ощущение совершенно пустой головы, но он все равно знал, что ему надо говорить.

— Роз!

— Угу.

— Расплети, пожалуйста, косы, я хочу посмотреть, как падают твои волосы.

— Зачем это тебе смотреть на мои волосы?

Он не мог объяснить. Он и сам не знал.

Над головами у них небо, солнце печет, в вышине распевают жаворонки и маленькими оперенными камешками падают вниз; с упоением, будто одни на всем свете, заливаются сороки, а трава такая сухая и колючая, и щекотно пахнет спекшейся, разогретой почвой и соломенной трухой.

Вот ее руки поднялись к голове. Косы рассыпались. Заструились блестящие длинные волосы, в них заиграли блики, которых он раньше никогда не видел. Ему захотелось прижаться к ним щекой, ощутить их свежесть, но она сидела слишком далеко. Ах, какие красивые волосы! Тронуть их — они, должно быть, чистые, прохладные. Словно душистые, свежевыстиранные простыни, когда уткнешься в них лицом.

— Роз!

— Угу!

— Можно, я тебя сейчас поцелую?

Что-то вдруг стало не так, произошла перемена, которую он не мог понять и объяснить. Словно Роз вдруг куда-то ушла.

— Зачем это тебе меня целовать? — голосок такой резкий и тоненький.

— Просто хочется.

— Почему?

— Потому что мальчикам всегда хочется целовать девочек. Ты же знала. Знала, что мы будем делать, когда поехала.

— Ты говорил, чернику будем собирать, а черника не поспела.

— Да ладно тебе, Роз. Поцелуй меня. Тебе же не будет больно. Это же не зуб вырывать или еще что. Никто но увидит. Мы одни.

— Не хочу я играть в поцелуи. Я хочу домой.

— Ну, пожалуйста, Роз, один-единственный раз. Тебе понравится.

— Я хочу домой. Я не люблю играть в поцелуи.

— Послушай, Роз!

Но ее уже не было. Вскочила и бросилась наутек, избежала вверх по склону и скрылась из виду в зарослях дрока. Кругом кусты, а где же Роз? И след простыл.

— Роз!

Исчезла, словно ее и не было с ним. Словно она с ним сюда и не приезжала.

Сколько он прошел, неизвестно. Может быть, милю, а может, две или четыре, туда-сюда, вверх и вниз, кружа на месте, волоча свой дурацкий велосипед через лощины и канавы, по острой, как бритва, траве, боясь положить его хоть на минуту, а то потом не найдешь. А внутри у него все тупо болело и ныло.

— Роз! Ты должна была знать. Ты должна была знать, что не о чернике я думал. Не может быть, чтобы ты не понимала.

Несколько раз он выбегал на дорогу: никого похожего на Роз. Может, она где-нибудь спряталась? Или провалились в яму? Или ее укусила змея, а может, унес какой-нибудь дух? Как могла она исчезнуть? Может, это так и останется тайной — девочку Роз никогда не найдут. А она так ему нравилась. Так нравилась. И вот — исчезла.