А что же завтра?

Да… На дворе летали сороки — различить их болтовню было так же легко, как мяуканье кошек, и день от нее казался веселее. Вдали пел дрозд, вроде бы дрозд — большим специалистом по птичьим голосам Сэм не был. Если кукарекает — значит, петух. Если говорит «Полли, Полли» и щелкает орехи, считай, что попугай, не ошибешься. Если выводит тоненькие трели, это, надо думать, сорока. А если поет особенно нежно и красиво, то это дрозд или Эрни Скарлет с Уикем-стрит, который умел подражать всем птицам. Но сейчас это не мог быть Эрни, разве только он сегодня особенно в голосе: Эрни живет далеко отсюда. Где-то в отдалении заливались собаки, а совсем рядом, должно быть на крыше церкви, прогуливался и ворковал самодовольный голубь. Раздул, наверно, как шар, свою манишку, красуется перед голубкой. Голуби — мастера любезничать, почище людей. Да, кто только на свете не любезничает — народу-то вон сколько развелось. Нот и ты все ждешь да ждешь, что в твоей жизни что-то начнется. Словно поджидаешь поезда, который никак не приходит. Вглядываешься вдоль линии, а там — ничего.

Да, похоже, жизнь снаружи шла своим чередом, хотя не сказать, чтобы Сэма слепило сияние дня или оглушал шум человеческой деятельности. Может, там вообще обитают существа другой породы, и тогда, значит, можно без опасений вылезать, если, конечно, собаки не окажутся ищейками с мистером Линчем на поводке. Собаки Линч-вилла! А что? Кто из ребят работает на Линча, знают: он и не на то еще способен.

А вы, киски, как думаете?

Сэм нащупал в углу свое пальто — оно осталось с ночи такое же мокрое, как было, — и пополз с ним обратно к дыре. Но дыра теперь ему показалась слишком маленькой. Тут что-то не так, а может, это не та дыра, через такую можно протиснуться только с отчаяния. А может, он потому и протиснулся, что не видел, какая она маленькая. Чего толком не разглядишь, того и не опасаешься. Как только теперь отсюда выбраться?

Сэм протолкнул пальто и высунул на свет серого дня голову. Путь ему преградил край бетонной дорожки. Она-то откуда взялась? Такая твердая, такая прочная, и так она тут не к месту.

— Эй! — позвал Сэм.

Потом отодвинулся и попробовал еще раз. Чтобы защитить голову, он просунул вперед сперва одну, а потом и другую руку. Что-то было не так. В чем дело? С ума сойти!

— Слушай, Сэм, брось дурачиться, — говорил он себе. — Ты влезть смог, значит, и вылезти можешь. Это же основы математики.

Извиваясь и корчась, он просунулся еще немного. Что за черт?! Чем дальше лезешь, тем хуже получается. Из этого положения мир представлялся ему в каком-то странном ракурсе: край дорожки вставал как Великая Китайская стена, задний фасад церкви над ним угрожающе заваливался, а сосны взмахивали ветвями на ветру выше самого неба и зловеще гнулись. В странном мире он очутился. Может, надо было выползать как-то по-другому, например на спине, а не на груди? Это дало бы лишний размах. И удалось бы втянуть плечи обратно или выбраться наружу целиком, все лучше, чем застрять вот так.

Каким-то образом получилось, что угол спуска в эту яму не равен углу подъема из нее. У Сэма все чаще колотилось сердце, он изо всех сил старался не бояться; старался ни о чем не думать, не обращать внимания на то, что вдобавок ко всему ссадины, полученные под трамваем, кажется, начинали опять кровоточить; старался не думать и о том, что в его положении задача — пролезть через сифон канализационной трубы — может показаться просто плевой.

Кто найдет тебя здесь, Сэм, и когда, если ты сам отсюда не выберешься? Не раньше субботы, когда женщины придут прибирать церковь к воскресной службе. Они возложат цветы на тебя, Сэм, вместо того чтобы ставить в вазы. Разбросают вокруг головы и в ногах. Ты так и будешь торчать здесь, пока не умрешь? Сэмюель Спенсер Клеменс, скоропостижно скончался по причине того, что достиг возраста 14 лет и 4 месяца. Было бы ему сейчас 13, он бы запросто пролез через эту проклятую дыру. В том-то и беда: человек не привык к собственным размерам. Вымахал за ночь, как бобовый стебель из сказки, а сам даже не заметил, и люди не сказали — им-то что.

Может, стоит покричать, Сэм? И что тогда? Принесут лопату и тебя выкопают. Или пилу и распилят эту стену, или стамеску и выковыряют тебя из бетона, а то, пожалуй, примчится во всей красе пожарная команда и будет поливать тебя из брандспойтов — бр-бр! — покуда не размоет здесь всю землю. А зевак набежит — видимо-невидимо. Это если тебя услышат.

Где здесь дома, Сэм? И где все люди? Мужчины, спешащие на работу, ребята, бегущие в школу, — все, кто мог бы тебя услышать, если ты начнешь кричать? Похоже, парень, что ты пошел не в ту сторону и оказался за чертой города Мельбурна. Но даже если ты все-таки докричишься до кого-нибудь, что тогда? Смотришь, еще появится Линч. Появится мама. И все запутается еще сильнее. Помни, Сэм, ты ушел. Один. Сам по себе. Как Хинклер в своем маленьком аэроплане. Настал твой срок отправиться в путь. И ты уже в пути, хоть и не знаешь цели.