А, Б, В, Г, Д и другие…

Алексею Палычу снилось, что он плывет через неширокую, но бурную реку.

Течение — бурное, со злыми упругими гребешками — наваливалось на правый бок. Мимо проносились округлые вершины камней; берега уходили назад более плавно, но группа ребят, шедшая по берегу, к которому стремился Алексей Палыч, безнадежно удалялась. Почему-то вдруг на реке появились бревна; они плыли против течения, толкали в левое плечо.

Во сне Алексей Палыч понимал, что это сон: стоит только открыть глаза и он увидит себя в чехле, на подстилке лапника, рядом с Борисом. Он открыл глаза в первый раз и во сне понял, что не проснулся; группы уже не было видно, но река несла его все дальше и дальше; бревна продолжали толкать в плечо.

Алексей Палыч, сделав усилие, открыл глаза во второй раз, и река исчезла. Над ним начало прорисовываться серовато-синее небо, четко очерченные контуры сосновых ветвей.

Рядом кто-то тихонько дышал и трогал Алексея Палыча за плечо.

— Веник, уйди, — пробормотал Алексей Палыч.

— Алексей Палыч, — послышался шепот Веника, — мне нужно с вами поговорить.

Алексей Палыч резво приподнялся на локтях. Перед ним на коленях стояла Лжедмитриевна и осторожно тюкала пальчиками по его плечу.

— Я вас слушаю.

— Нас могут услышать. Давайте отойдем в сторону.

Алексей Палыч выбрался из чехла. Наверное, что-то важное хотела сообщить ему Лжедмитриевна, если подняла среди ночи. Лжедмитриевна направилась к озеру, и Алексей Палыч поплелся за ней.

— Здесь нет комаров, — сообщила Лжедмитриевна.

— Уж не обо мне ли вы заботитесь? — поеживаясь от свежего ветерка, спросил Алексей Палыч.

— О вас.

— Странный метод заботы, — сказал Алексей Палыч. — В чехле у меня тоже комаров не было.

— Там могли услышать.

— Значит, у нас с вами теперь появились какие-то общие тайны?

— Сейчас появятся.

— Говорите, но побыстрей: мне холодно.

— Вы все еще сердитесь?

— Сердитесь — не то слово. Неужели вы думаете, что я в восторге от вчерашних событий.

— Но с вашей точки зрения все получилось к лучшему: поход заканчивается; вы с самого начала к этому стремились…

— Он еще не закончен, — сказал Алексей Палыч. — И давайте договоримся: вы излагайте свою точку зрения, а свою я изложу сам.

— Перестаньте сердиться, Алексей Палыч, — попросила Лжедмитриевна. — В таком состоянии вам трудно будет меня понять. Кроме того, эмоции не способствуют доверию.

— Вы прекрасно знаете, я не доверяю вам с самого начала. А эмоции — это ваш хлеб, ради них вы сюда и прибыли.

— Мы с вами спорим, — сказала Лжедмитриевна. — Сейчас это не нужно.

Если бы Алексей Палыч был не спросонья, не замерз и не встревожен новым фокусом, который, кажется, собиралась выкинуть «мадам», он бы заметил, что тон ее необычно мягок, железа нет и следа, а от бетона остались мелкие крошки.

— Алексей Палыч, я решила прекратить поход.

— Именно поэтому вы запретили вернуться к железной дороге?

— Да. Я ведь имею право принимать такие решения единолично?

— С точки зрения ВАШЕЙ или НАШЕЙ?

— ВАШЕЙ.

— Формально — да. Но существуют положения, в которых опасно пользоваться формальным правом. Вы не можете не понимать, что кратчайший путь к населенному пункту — это путь назад. Почему же вы заставляете группу идти вперед? Это, по меньшей мере, путь в неизвестность.

— Согласна, впереди — неизвестность. Путь назад — путь в никуда. Назад идти нельзя.

— Опять начинаются ваши загадки!

— Никаких загадок. Чтобы вы мне поверили, я скажу — продукты я вчера столкнула умышленно. Ребятам об этом говорить было нельзя: они бы не поняли.

— Я тоже не понимаю, — холодно сказал Алексей Палыч. — Я все время требовал прекратить поход, вы отказывались. Теперь вы утопили продукты, до предела усложнили положение детей, говорите, что хотите закончить поход, и заставляете его продолжать. Где ваша любимая логика?

— Она на месте, Алексей Палыч. Группа осталась без продуктов… Это единственный способ прервать поход, ничего не объясняя ребятам.

— Вы могли просто приказать им вернуться, как вчера приказали идти вперед.

— Я должна была бы это как-то объяснить.

— Вчера вы ничего не объяснили.

— Это разные ситуации. Когда были продукты, поход проходил нормально, то с какой стати его прерывать? Сейчас ситуация исключительная, объяснять ничего не надо. Выбор направления — право руководителя.

— Ну и выберите обратное.

— Это опасно, а для вас особенно.

— Для меня лично?

— Для вас и Бориса.

— Опять какие-то ребусы! — рассердился Алексей Палыч. — Что там, за это время — мины расставили?

— Там все осталось по-прежнему.

— В чем же тогда дело?

— Обратный путь для вас очень опасен…

— Да что вы все твердите как сорока: опасен, опасен… Выходит, я уже по своей земле не могу ходить! Что же вы сказки рассказывали о каком-то невмешательстве?! Дети голодные — невмешательство, мы с Борисом впутываемся в какую-то историю, ходим полураздетые — тоже невмешательство! У меня такое ощущение, что я все время хожу в дураках: чего-то не понимаю, чего-то не знаю… Вроде тупого ученика, которому и объяснять бесполезно. А я, как вам известно, учитель; моя профессия — обучать, а это потрудней, чем обучаться.