А, Б, В, Г, Д и другие…

Перед этим он смог заметить, что Лжедмитриевна сидит в позе истукана и провожает тонущий рюкзак своим рыбьим взглядом. Увидел округлившиеся глаза Мартышки и рот, открытый для того, чтобы что-то сказать. Успел осознать — не подумать, не рассудить, не рассчитать, — что перебежать на другой борт нельзя: плот может сильно накрениться и тогда с него посыплется в воду и все остальное. Весь этот всплеск информации и решение длились меньше секунды.

Борис резко наклонился вбок и свалился в воду. Он нырнул под плот и разлепил веки. Пресная вода резанула по глазам, но он все же заметил зеленоватое расплывчатое пятно и пузырьки воздуха, струившиеся от него. Пятно удалялось и тускнело: вода в озере была коричневатой.

Борис изо всех сил заработал ногами, по-собачьи подгребая под живот ладонями. Ему удалось догнать рюкзак, и пальцы его вцепились в какой-то ремень. Он развернулся ногами вверх и попытался всплыть. В ту же секунду у него зашумело в голове, словно заработал насос. Нестерпимо захотелось вздохнуть хоть один раз.

Рюкзак идти наверх не хотел. Правда, вниз он тоже не опускался — борьба между ним и Борисом шла на одном уровне. Но в отличие от Бориса, ему не нужно было дышать.

Перед закрытыми глазами возникли искрящиеся шарики — это был последний сигнал, и Борис его понял. Он разжал руки и заболтал непомерно тяжелыми ногами в последнем усилии. Он поднимался медленно, бесконечно долго, почти всю жизнь. Если бы ему сказали, что с момента падения рюкзака и до появления его очумелой головы на поверхности прошло всего девятнадцать секунд, он бы не поверил.

Когда круги перед глазами исчезли, а звон в ушах прекратился, Борис обнаружил, что Мартышки на плоту нет. Она болталась в воде возле плота, придерживаясь за него руками.

— Я ду… ма… ла… ты упал… — сказала Мартышка, дыша так же часто и отрывисто, как Борис.

Она часто моргала, и то, что текло по ее щекам, было очень похоже на слезы.

Веника на плоту тоже не было. Когда рюкзак, а за ним Борис и Мартышка плюхнулись в воду, Веник решил, что это уже слишком. Он прыгнул вслед за ними, но тут же раскаялся: ноги его болтались в воде, не ощущая привычной опоры, и он чувствовал себя беспомощным. Как и все собаки, плавать он умел от рождения, но это открытие ничуть его не обрадовало. Он и сам не знал, зачем прыгнул в эту жидкую, мокрую и холодную воду.

На поверхности от Веника оставались только кусочек хвоста и голова с ушами, торчащими словно малярные кисти. Увидев Бориса, он подплыл к нему и попытался на него взобраться, положив передние ноги на его плечи. Впрочем, можно было подумать, что Веник приступил к спасательной операции.

Стряхнув собаку, Борис уцепился за плот рядом с Мартышкой.

— Упустил… — сообщил он. — Чуть бы пораньше…

— Ты нарочно нырнул?

— Неужели нечаянно…

— Что же теперь делать?

— Будем помирать.

Лжедмитриевна протянула Борису руку.

— Влезай. Я тебе помогу.

Борис презрительно фыркнул в воду, нырнул под плот и вынырнул с другой стороны.

За время всей этой возни их снесло назад. Упущенные весла болтались недалеко от плота: их сносило медленнее. Борис поплыл за ними.

На том берегу все это видели, хотя и не понимали, в чем дело. К плоту уже плыли трое. Когда Борис прибуксировал весла, можно было различить Стасика, Гену и Чижика.

Борис закинул весла на плот.

— Давай влезать одновременно, — сказал он Мартышке. — По счету три. Раз…

Борис и Мартышка с противоположных бортов, дрыгая ногами, втянули на плот по половинке туловища. Веник заскулил. Он не то чтобы твердо решил, что его бросают: это было бы стопроцентным предательством в таком положении, — он просто напоминал, что есть на свете такая собака Веник, которой не хотелось бы оставаться одной среди такого обширного и такого мокрого пространства.

Мартышка помогла Венику взобраться на бревна. Он тут же отряхнулся. Когда Веник вытряхивал последнюю мелкую водяную пыль, около него возникло радужное облако. Лжедмитриевна получила свою порцию душа. Ее это не огорчило, а Бориса не порадовало, что непременно произошло бы в другой обстановке: сейчас было не до мелкой мести.

Подплывшие ребята окружили плот, ухватились за него.

— Вы что тут кувыркаетесь? — спросил Стасик.

— Рюкзак упал, — сообщила Мартышка.

— Какой?

— С продуктами.

— Поймали?

Вопрос был излишним: все видели, что на плоту оставался только один рюкзак. Однако для подобного разбирательства место было не совсем подходящим. Плот продолжало сносить. Борис и Мартышка начали понемногу синеть, кожа их покрывалась пупырышками. И только Лжедмитриевна сидела неподвижно. Правда, на ребят она не смотрела, и можно было подумать, что она тоже переживает.

— Гребите, — сказал Стасик, — мы вас будем подталкивать.

Прежде чем Мартышка взяла весло, его неожиданно перехватила Лжедмитриевна. Совесть ее, что ли, заела или что-то другое — Борис не понял. Но, как и обычно, ничего хорошего из этого не получилось. Лжедмитриевна гребла, а неподвижная Мартышка мерзла все больше.

— Возьми весло, — сквозь зубы сказал Борис, увидев, как Мартышка потирает озябшие руки.

— Елена Дмитриевна, давайте я погребу, — попросила Мартышка.